Шрифт:
То, что нас не убивает, делает нас сильнее.
Пока я не знаю, какой у Юры план, я должна ему подыгрывать. Не стоит ходить с удавкой вокруг дикой собаки, потому что она все равно укусит в ответ. Но если спрятать удавку за спину, и предложить сахарную кость – псина будет думать, что слишком страшна и никто не рискнет посягнуть на ее свободу.
— Не может быть и речи о том, чтобы Эвелина сразу вернулась домой, - к счастью, угадывает мои мысли мама. Свекровь хмурится, пытается доказать, что с «ее Юрочкой» я буду окружена любовь и заботой, но она до сих пор плохо знает мою мать, чтобы иметь представление о ее упрямстве. Проще уговорить «лежачего полицейского» подвинуться, чем Анастасию Розанову передумать.
А еще мне кажется, что мама что-то подозревает, потому что в ее глазах, обычно ласковых и добродушных, сейчас слишком много холода.
Только понимание того, что упрямство ничего не решит, а угрожать Розановой вообще дурацкая идея, не дает Юре переиграть все в свою пользу. Мне же остается настойчиво претворяться бедной больной девочкой, которая просто обязана побыть под крылом у родителей для восстановления душевного состояния.
— Ты же не уйдешь? – Я выразительно заглядываю в глаза матери, когда она начинает рыться в сумочке в поисках ключей от машины. Надеюсь, что она поймет мою молчаливую просьбу не оставлять меня с этими людьми даже на минуту.
— Конечно, солнышко. – Она чмокает меня в лоб, и я не могу не почувствовать, как ее ладонь слишком выразительно сжимает мои пальцы.
Когда через два часа за нами приезжает водитель, и мама помогает мне сесть на заднее сиденье, я шепчу ей, чтобы отказалась от помощи Юры любой ценой. Но она делает еще лучше: просто захлопывает дверцу перед самым его носом, и вышколенный водитель резко стартует после ее хлесткого: «Поехали!»
Это выглядит, как похищение, и Шаповаловым очень не понравится наш финт под названием «Кавказская пленница».
— Мама, мне нужно… Сегодня. Немедленно. Я не хочу… - Больно. Как будто я не живая женщина, а кукла Барби с пластмассовым животом.
Мама прижимает меня к своему плечу, гладит по голове, совсем как в детстве, и говорит, что когда-нибудь в моей жизни появится мужчина, с глазами цвета глаз моих будущих детей.
Она сама отвозит меня к хорошему врачу.
Мне делают пару уколов, после которых мир уже не кажется таким мрачным.
Вся процедура – на пятнадцать минут. И пара часов под присмотром опытного персонала. Перед тем, как нас отпустить, врач говорит, что с большой долей вероятности я бы все равно не выносила этого ребенка, потому что, хоть прошлый выкидыш был самопроизвольным и без хирургического вмешательства, новая беременность все равно наступила слишком рано.
Возможно, Юра просто подменил мне таблетки. Это классифицируется как одна из форм домашнего насилия, и я зверею от этой мысли.
— Я хочу его убить, - говорю немного ватным после уколов голосом, пока мама ведет меня по дорожке к дому. – Хочу растоптать всех Шаповаловых.
— Мы с папой очень тебя любим, Эви. Прости, солнышко. – Она плачет, и мы просто садимся на порог, воя, как две дуры, попеременно прося друг у друга прощения за старые и новые обиды.
Юра присылает мне сообщение, чтобы я не делала глупостей и не навредила его ребенку.
Я обязательно ударю в ответ. Так сильно, что у бывшего мужа сломаются ноги и позвоночник.
****
Отца приезжает только вечером, весь в мыле, злой и раздраженный, как никогда. Сразу видно, что он не принес хороших новостей, но мы с мамой терпеливо сидим в гостиной и ждем, пока наш глава семьи выпьет, не морщась, половину стакана дорогого коньяка, и выдохнет, прежде, чем начать рассказывать.
Как я и думала, Юра сгустил краски. И насчет их общих инвестиций в проект – тоже. Я не сильна во всем, что касается заработка денег – меня этому просто не увили, и сейчас я чувствую себя слизнем, который всю свою жизнь просидел на ветвях крепкого дерева, не зная ни голода, ни холода, но сует нос повсюду, даже если дерево не очень нуждается в его поддержке.
— Это касается и меня тоже, - упрямо говорю я, когда отец взглядом дает понять, что его проблемы – это только его проблемы, и незачем обременять ими мое девичье сознание. – Я давно не ребенок, па. Я была достаточно взрослой для замужества и буду достаточно взрослой, чтобы выслушать обо всех наших проблемах. И прежде чем ты скажешь, что я «твоя маленькая болезненная девочка», тебе нужно знать – я собираюсь растоптать Юру и все семейство Шаповаловых. Потому что Юра – наркоман, и потому что он, хоть я просила не поступать так со мной, сделал мне наркоманского ребенка!