Попрощавшись со всеми за руку, Бекетов, надев шапку, вышел из комнаты.

– Вот это - хрень!
– Никифор буквально рухнул на табурет.

Пётр Никодимович, поглаживая усы, продолжал стоять, взирая на меня с каким-то не понятным выражением лица и глаз. В приоткрывшуюся дверь, предварительно заглянув, просочились Анфиса, Ульяна и Ромка.

– Батька, а что Тимофей натворил?
– спросила Анфиса.

– Что натворил? Этим он стал, как его, а вспомнил - уникумом!
– атаман повернулся к своей жене.
– Нет, мать, ты глянь на него, на этого уникума. Мы тут с Никифором перед высокоблагородием во фрунт тянемся, а он с ним как с приятелем разговаривает. Точно - уникум!

'Всё, точно это прозвище прилипнет, - думал я, снимая папаху и расстегивая полушубок.
– Ермаком тут звать не будут. Слишком уважают Ермака Тимофеевича местные казаки, чтобы какому-то сопляку такое прозвище дать. Хотя может и не приживётся незнакомое казакам слово. Но прозвище 'уникум' лучше, чем 'бурундук', как у Афоньки Гусевского. Никто уже и не помнит, почему так в детстве его прозвали'.

– Есаула для Тимофея мало!
– продолжал выплёскивать из себя напряжение атаман.
– Да у нас в станице выше хорунжего никого из казаков не было за всю её историю. А тут есаула мало! Генералом надо стать Тимохе! Голова у него светлая!

– Успокойся! Ты чего завёлся?
– тётка Ольга подошла сзади к мужу и прижалась к нему.
– Радоваться надо, что Тимофея так высоко оценили. А может правда генералом станет. Его благородие вон как уверенно говорил!

– Да со страху я!
– атаман присел на табурет.
– Когда услышал от его высокоблагородия, что Тимофей чего-то натворил. Внутри что-то будто бы оторвалось. А он вон - уникум, оказывается. Ладно, Тимофей, неси мешок. Показывай, что за подарки там у тебя.

Я подошел к столу и положил на него мешок, раскрыл горловину и достал атлас мира в красивом и богатом переплёте. Раскрыв его, увидел конверт, из которого достал четыре банковских билета по двадцать пять рублей и записку: 'На самостоятельное обучение. Жду в следующем году. Бекетов'.

– Нет, Тимоха, точно уникум!
– атаман Селевёрстов развёл руками, глядя на записку и деньги.
– Мне шестой десяток идёт. Тридцать лет в строю. Десять лет атаманствую. Больше четверного наградных ни разу не получал. А здесь за полгода восемьсот рублей. Семьсот от генерала и сто от надворного советника. Уникум! Кстати, Тимоха, а что это слово обозначает?

– Очень редкий по своим умениям человек.

– Тогда правильно тебя его высокоблагородие назвал. Ты, Тимоха - уникум! Показывай, что у тебя в мешке ещё.

Я достал из мешка все книги и положил их на стол. Атаман быстро просмотрел ценники на всех книгах и озвучил, что здесь подарков ещё на сто с лишним рублей. Покачал головой и с усмешкой спросил:

– Ну что, уникум, тебе ещё что-то для учёбы покупать надо? А то мы всё уже купили и завтра с утра назад с казаками из Кузнецовской станицы собрались.

– Дядька Петро, мне бы ещё несколько учебников надо, бумаги, карандашей прикупить, патронов к карабину Маузера и новый устав казачьей службы приобрести.

– И всё?
– хмыкнул атаман.

– Всё, больше ничего не надо.

– Вот, учитесь, охламоны!
– атаман по очереди ткнул выставленным указательным пальцем в Ромку и Никифора.
– Настоящему казаку надо оружие, устав и знания. А то ноют: 'Батька, купи на эту красивую финтифлюшку или энту'. А на кой хрен она им нужна и сами не знают. Лишь бы покрасоваться.

Так закончилась моя первая поездка в Благовещенск. На следующее утро, успев купить всё, что я хотел, мы выехали домой в станицу, куда и прибыли, слава Богу, без всяких приключений через десять дней.

Покачиваясь в седле на Беркуте, который шел мягкой рысью, я вспоминал, как развивались события после возвращения из Благовещенска.

Разговор с Бекетовым произвел на атамана Селевёрстова неизгладимое впечатление, а моё согласие обучать Ромку всему тому, что я сам знаю, сделало его покладистым при решении вопросов, связанных с нашими занятиями. Пётр Никодимыч иногда только бурчал по поводу того, что Ромка теперь не вылезает из Ермаковской пади, постоянно пропадая у меня. Однако, когда через пару месяцев Ромка легко ответил практически на все вопросы отца Александра, который решил его проэкзаменовать, находясь в гостях у Селевёрстовых, и эти бурчания прекратились.

Отец Александр очень высоко отозвался об уровне знаний Романа, полученных за столь короткое время. И меня и покойного дядю Ивана сильно хвалил, говоря, что даже не представлял, насколько грамотен был Иван Аленин, если умудрился так многому своего племянника обучить. Но первых уважительных слов от Петра Никодимовича я был удостоен, как, это не странно, после нашей драки с Ромкой против семерых казаков-малолеток. А случилась драка, как часто бывает в таком возрасте из-за девичьих глаз.