Мы прошли в другую комнату – совершенно пустую, с нарисованной на южной стене пентаграммой и непонятными рунами вокруг. Джон вытащил свой The Necromicon.

«Ты чо, блин, делаешь?», – спросил я.

«Открываю врата ада, дабы вызвать духов, что жили в этом доме». Он придал своему голосу самый зловещий тон, на который только был способен. Затем на пыльном полу пальцем нарисовал круг. И как только круг замкнул – снизу раздался резкий звук. Мы остолбенели, не дыша прислушались к темноте. Никаких звуков – только мой пульс, бьющий молотом в моей ярёмной вене.

Джон вступил в центр круга и полистал книгу в поисках подходящего заклинания.

Снизу послышался металлический грохот, ещё громче, чем первый. Если то, что мы вызывали – чем бы оно ни было – имело силу, то мы к ней явно не были готовы. Алкоголь в крови нашей тут же обратился в адреналин, и мы сломя голову понеслись по ступенькам, вылетели в окно и бежали по лесу, пока не начали задыхаться, потные, с пересохшими ртами. Уже темнело, несколько капелек дождя шлёпнулось на нас. В сточную трубу мы не полезли, шли домой через лес – так быстро, как могли, не проронив ни слова.

К тому времени, когда мы целые и невредимые вернулись в дом Джона, брат его обкурился уже безнадёжно совершенно. Он бродил по дому как во сне, с красными глазами. Наркотики сгладили его агрессивность, теперь он казался почти что спокойным, что, кстати, пугало ничуть не меньше, чем его маниакал. На руках он держал белую кошку, которую непрестанно гладил.

«Эта кошка – это его злой дух», – прошептал Джон.

«Его злой дух?»

«Ага, ну как типа демон принял форму животного, чтоб брату в его магии помогать».

Эта белоснежная и совершенно невинно выглядящая кошка в моих глазах вдруг превратилась в злобную опасную тварь. Брат Джона спустил её на пол, и кошка, прижав уши к голове, уставилась на меня своими блестящими зелёными глазами. Внезапно губы её разжались, зубы обнажились и она зашипела на меня.

«Чувак, эта кошка тебя убьёт», – Джон попытался напугать меня ещё больше, и у него получилось. «Заснёшь – она тебе глаза выцарапает, а если заорёшь язык откусит».

Брат его оглядел нас, потом посмотрел на кошку и спокойно сказал: «Пошли-ка наверх». И это то, что надо: теперь не придётся играть в детективов и тайно проникать в его комнату. Нам позволили войти в запретную комнату: наверное, заклинание Джона на открытие врат ада подействовало.

Хотя для меня всё это было новым и щекочущим нервы, но комната брата оказалась точно такой, какая и должна быть у сельского торчка, двинутого на сатане. Чёрный свет на постере со Смертью с косой верхом на коне, полдюжины фотографий Оззи Осборна и красные свечи повсюду. В углу стоял маленький алтарь, в чёрном бархате с зажжёнными свечами вокруг. Но на вершине алтаря вместо, допустим, пентаграммы или жертвенного кролика, стоял цилиндр из желтоватого стекла – как будто в него нассали. А у кровати угрожающе залёг пистолет.

«Курнуть хочешь?» – спросил Джонов брат, приподнимая цилиндр над алтарём.

«Курнуть чего?», – тупо спросил я. Я никаких косяков и трубок сроду не трогал даже.

«Траву сумасшедшую», – дьявольски ухмыльнулся Джон.

«Да не, чуваки, не, я этой хернёй не балуюсь больше», – соврал я очень уверенным тоном.

К сожалению, выбора у мне никакого не осталось: вскоре стало ясно, что Джон с братом из меня всё говно выбьют, если я с ними не «курцану».

Брат Джона зажёг стеклянный кальян, набитый коричневыми листьями, сделал мощную геркулесову затяжку, а когда выдохнул – вся комната заполнилась тошнотно-сладким дымом. Я взял, покашлял при первых затяжках, но быстро прочувствовал. В сочетании с Mad Dog 20/20, Southern Comfort, бутылкой вина, которую мы передавали по кругу и включённым альбомом Blizzard of Ozz, голова моя вскоре закружилась. Тот факт, что никто в школе меня не любил, стал исчезать из моего сознания как каракули «Волшебным маркером» стираются с грязного кулака.

Я сижу там с мутной башкой, покачиваясь, а брата Джона тут на гониво пробило. Рожа покраснела, исказилась, и он стал выкликать дюжины имён всяких древних духов и демонов, которых он собрался вызвать, чтоб они поубивали учителей, которые ставили ему плохие оценки, девушек, которые бросили его, друзей, которые его предали, родственников, которые с ним плохо обращались, боссов, которые его увольняли, в общем почти всех и каждого, кто попадался ему на жизненном пути с того возраста, как он стал чувствовать ненависть к себе.

Вынув из кармана пружинный нож, Джонов брат сделал длинный надрез по подушечке большого пальца и дал крови капнуть в небольшую чашу, наполненную свалявшейся пудрой в коричневых и белых пятнах. «Злой Ангарру! – начал. – Нингижидда! Тебя я призываю, Змей Преисподней! Тебя я призываю, Нингижидда, рогатый Змей глубин! Тебя я призываю, пернатый Змей глубин! Нингижидда!»

Он замолчал, затянулся, натёр свои губы кровавым порошком, не очень, похоже, беспокоясь о нашем присутствии.

«Я призываю тебя, тьмы созданье, способом тьмы! Тебя я призываю, созданье ненавистных, работою ненавистных! Тебя я призываю, создание Отбросов, ритуалами отбросов! Я призываю тебя, созданье боли, словами боли!»