Шрифт:
И я опускаю веки подумать —
Сколько часов прошло
с момента, как я воздвиг
такую идеальную постройку из банок?
И я ли её создал?
Или наблюдатели?
Открываю глаза, возвращаю взгляд на пирамиду.
Но пирамида уже
превратилась в погребальный костёр, и
лицо там – моё.
Что это за пророчество, которое
приходит ко мне, как рассыльный,
равнодушный, неаккуратный, с посланием,
хочет только признания?
Но я не паду жертвою
такому откровению неуместности,
я не признаю этого извращения
мысли.
Не признаю.
Я швыряю подушку во
внутреннюю могилу, словно спасая свои глаза от ужасного понимания,
и я слышу пустой стук
семи опустошённых банок,
не восьми —
судьба ль оставила
одну стоять?
Зачем сей жестяной солдат
сопротивляется моему
подушечному разговору об аннигиляции?
Затем по какой-то странной, идиотской,
совершенно загадочной причине
эту банку вдруг прорывает на
жалкие рыдания.
Плачет ли он
по ушедшим друзьям и семье
или же по тому что
не с кем размножаться ему?
Они ушли…
Но нет, причина не в этом.
Это дитя плачет по материнской
измене.
Орущий страх покинутости.
И от этого плача, всхлипов, криков
Мёртвые банки воскресают,
глазам не верится,
но этот строй
алкогольных банок поёт
какофонию пустого бунта
моей Доктрине Аннигиляции,
обсуждённой на Встрече
Подушки в Верхах (которая ныне
пропала средь марширующих ног
алюминиевого сплава анархистов).
Боюсь, боюсь я этих
банок, бунтарок-нигилисток.
Как одна подходит – ребёнок-плакса,
страх мой, чую, нарастает,
и строит стену вокруг моей кровати,
стремясь всё заглушить,
но, без сомненья,
плакса заберётся на эту Китайскую,
как мне казалось, Стену,
которая сродни Берлинской.
И тут он заговорил.
Слова загадочным образом
вылезают сквозь дырку в голове,
подобные похоронной музыке: глубокая, звучная,
печальная.
И говорит мне: «Ты должен
поддаться своему сну.
Мы целый день сидим-планируем твоё присутствие,
а ты, придя, нас грубо
не заметил».
Я, очарованный, кивнул
невольно, и он закрыл мои глаза.
Нет.
Даёт мне очки-афродизиаки,
и я засыпаю в тени.
Сплю в поле гиацинтов и нефрита.
Когда я выполз изо сна,
я встал,
моя причёска – перепутанные златые локоны.
Иду на кухню,
к холодильнику со льдом.
Беру одну банку пива,
и, начав пить, слышу
плач покинутого младенца.
5 июня 1988
Брайан Уорнер
3450 Бэнкс-Роуд № 207
Маргейт, ФЛ 33063
Джону Глейзеру, редактору
Night Terrors Magazine
1007 Юнион-Стрит
Шенектеди, НЙ 12308
Уважаемый Джон Глейзер,
Я получил первый экземпляр Night Terrors Magazine по почте две недели назад и уже прочитал весь номер целиком. Мне всё очень понравилось, особенно рассказ Клайва Баркера. Я не получил от Вас письма, и хотел бы спросить, получили ли Вы стихотворения, которые я присылал в письме вместе с подпиской. Мне ещё более чем раньше хочется публиковаться в Night Terrors Magazine – чувствую, что это идеальное издание для моих текстов. Ответьте, пожалуйста, как можно скорее, и сообщите, получили ли вы мои тексты, или мне стоит выслать их ещё раз.
Искренне Ваш, Брайан Уорнер
8 июля 1988
Night Terrors Magazine
1007 Юнион-Стрит
Шенектеди, НЙ 12308
Брайану Уорнеру
3450 Бэнкс-Роуд № 207
Маргейт, ФЛ 33063
Привет, Брайан!
Рад получить письмо от тебя. Спасибо за тёплые слова про NT. Хочу сказать, что прочитал твои стихотворения, и они мне очень понравились, но я решил, что они не для журнала NT. Извини, я, возможно, забыл ответить тебе. Но, пожалуйста, пришли ещё какие-нибудь свои тексты. Мне действительно очень нравятся твои работы.