До скорого, Джон Глейзер, Редактор

Когда у тебя есть друзья – ты собираешь группу. Когда ты одинок – ты пишешь. Именно за этим занятием провёл я свои первые месяцы в Форт-Лодердейле. Пока отец мой работал в Levitz Furniture – предполагалось, что там для него открыты большие возможности – я сидел дома и воплощал свои самые сумасшедшие фантазии в стихах, рассказах и новеллах. Тексты эти я рассылал по всем изданиям, от «Пентхауса» до Horror Show и The American Atheist. Каждое утро, заслышав почтальона, я бросался к двери. Но в сумке у него лежали только разочарования: либо письма отказа, либо – вообще ничего. Напечатали в итоге один-единственный мой рассказ «Луна на воде» – о писателе-алкоголике, чью кошку звали Джими Хендрикс, и колодце, глотавшем всех, кого он любил – в маленьком журнале под названием The Writer’s Block («Писательский затык» или «Исписавшийся»).

В тот первый год во Флориде я тащил за собою разочарование, как прикованный к ноге железный шар на цепи. Чем больше я работал, тем меньше отдачи получал. Жил я жизнью совершенно жалкой: живу с родителями, посещаю Колледж общины Брауард, где слушаю журналистику и театр, потому что только это меня интересует. А ради карманных денег нанялся ночным менеджером в местный Spec, сетевой магазин грамзаписи, где вскоре я нашёл способ вернуться к той модели поведения, благодаря которой нажил проблем в Христианской школе.

В магазинчике этом ещё работали две красивые девчонки. Та, которой я нравился, была, конечно, сильно под веществами и бредила самоубийством. Ту, которая нравилась мне, звали Идэн, и, хоть назвали её так в честь Эдема, сада земных наслаждений, но она отказалась эти самые наслаждения со мною разделить. В наивной попытке предстать крутым я заключил с ними сделку: разрешу курить траву на задворках магазина, если согласны воровать для меня кассеты. А поскольку охранник обшаривал наши сумки всегда, когда мы покидали здание, то я купил им две шестнадцатиунцевые чашки для напитков в Sbarro, которые велел им заполнять кассетами The Cramps, The Cure, Skinny Puppy и тому подобным – сколько влезет. В ту неделю, когда вышел альбом Nothing’s Shocking группы Jane’s Addiction, я попросил Идэн украсть его, и попытался – безрезультатно – выманить её со мною на концерт этой группы в Woody’s on the Beach.

Моей первой статьёй, опубликованной в газете колледжа The Observer, как раз и стала рецензия на этот концерт, озаглавленная «Jane’s Addiction вернулись шокировать публику Woody’s». Разве я мог знать, что мою музыку будут десятки тысяч раз описывать словом из заголовка, причём слово это отнюдь не woody («деревянный»). Ещё более непредвиденным стал тот факт, что много лет спустя в номере лос-анджелесского отеля я буду пытаться остановить гитариста Jane’s Addiction Дева Наварро, который порывался сделать мне минет по ходу того, как мы занюхивали наркотики. (Если мне не изменяет память, Дейв закончил вечер в номере моего басиста Твигги Рамиреса, который вызвал двух дорогих проституток и трахал их под Eliminator группы ZZ Top.)

О чём я жалел больше всего, когда меня уволили из магазина, – за манкирование работой, а не за кражи, на которых меня так и не поймали, – так это о том, что мы c Идэн так никогда и не потусуемся. Но снова время и слава оказались на моей стороне – полтора года спустя я встретил её на концерте группы Marilyn Manson and the Spooky Kids. Она даже и не знала, что я играю в этой группе, пока не увидала меня на сцене – вот тут-то вдруг внезапно захотелось ей потусоваться со мной. Так что не извольте сомневаться – оттрахал я её, а потом не позвонил.

После увольнения я плотно занялся рок-критикой – писал для бесплатно распространяемого гида по развлечениям Tonight Today. Этим издаваемым на газетной бумаге журналом руководил жутковатый сторчавшийся хиппи по имени Ричард Кент, который мне так и не заплатил ни цента. Кент этот был совершенно лыс – за исключением седого хвостика – и носил толстые чёрные очки. По офису он перемещался, покачивая головой, как большой попугай, которому есть что сказать. Когда б я ни спросил его про статью или дедлайн он по несколько минут тихо пялился на меня. О чём он думал я не знаю, надеюсь, не о растлении меня.

Я вскоре обманом протырился в новый глянцевый журнал-стартап, 25th Parallel – просто сказал его владельцам, любовникам Полу и Ричарду, что у меня диплом журналиста и мои статьи выходили в разных журналах национального уровня. Они на эту ложь купились и взяли меня на работу старшим редактором. Я часто пытался представить себе Пола с Ричардом, занимающихся любовью, но такое измыслить невозможно совершенно. Пол, невысокий полный итальянец из Нью-Йорка, был похож на Ричарда, отразившегося в кривом зеркале – от был, наоборот, высокий, тощий, с жуткими прыщами и такими гигантскими зубищами, как будто это маска для Хеллоуина. Что меня больше всего вымораживало – у Пола на рабочем столе фотография обнажённого Слэша, выходящего из ванной. Я всегда гадал: ну при каких же обстоятельствах его сфотографировали?

Парочкой Пол и Ричард были безнадёжной. Обычно они сидели без гроша, в депрессии и слезах. Журнал месяц за месяцем выходил по единственной причине – они продавали диски, которые им по почте присылали бесплатно. Музыку они, как и большинство людей, которые не платят за неё, не ценили. Я для раздела развлечений писал безостановочно, но заметка, которой я более всего гордился, не была о роке. Она написана на тему, в которой сочетаются мои стремления быть журналистом и автором страшных историй.