Шрифт:
– Долго еще? – зовет Мори.
Уно не отвечает. Из-под шлема пробиваются тихие отзвуки криков и музыки. Мори трогает его за плечо. Опять никакой реакции, так что Мори наклоняется и вытаскивает штырек провода из приставки. Тихие звуки прекращаются.
– Что случилось? – спрашивает Уно, поднимая стекло.
Щеки у него горят, глаза блестят.
– Ты не развлекаешься, – говорит Мори. – Ты проводишь расследование. Теперь объясни, что там происходит?
Уно объясняет: кабуки, [28] чайные дома, злые ростовщики, распутные мытари, загадочные вопросы, пришпиленные к стенам, записки в бутылках из-под сакэ, засада, измена, яд.
28
Кабуки – городской светский театр, японский классический театр, появившийся в XVII в.; все роли в нем исполняли актеры-мужчины.
Он снимает шлем, протягивает его Мори.
– Вы не сможете понять, пока сами не попробуете. Это – как оказаться там, в центре этого всего.
Мори осторожно надевает шлем. Опускает стекло: мир темнеет, как в кино перед тем, как начинают крутить ленту.
И лента начинает крутиться. Вокруг образы: яркие, быстрые, они проносятся перед глазами. Шум: шаги, крики уличных разносчиков, лютневая музыка из верхнего окна. Пульс Мори ускоряется. Кто-то за спиной, кто-то шепчет вопрос ему в ухо. Он поворачивается, оказываясь лицом к лицу с гейшей – белое лицо, маленький рот, волосы заколоты гребнями в драгоценных камнях. Ванна? Она просит его зайти внутрь, ему приготовили ванну. Приготовили? Откуда они знали, что он придет? Мори отказывается и отправляется прочь. Кругом сплошные лица, крики; люди в индиговых кимоно тряской рысью несут по улице лакированный паланкин. Попрошайка смотрит вверх на Мори из своей тележки, усмехаясь ртом, в котором недостает зубов.
– Ты знаешь, кто это?
Мори мотает головой.
– Тот самый. Он сделал яд, который убил жену твоего друга.
Теперь Мори вспоминает. Торговец китайскими снадобьями, отравляющий врагов сегуна. Паланкин проносят мимо.
– Он направляется в чайный домик за рекой, – говорит попрошайка. – Если войдешь в заднюю дверь, сможешь застать его врасплох.
Мори кивает, но он не верит попрошайке. У него слишком чистые руки. Мори осторожно продвигается сквозь толпу к мосту. Небо чистое, голубое, на реке отблески солнца. Глядя налево, Мори видит снежные вершины горы Фудзи над изогнутой крышей театра кабуки. Внизу люди в соломенных шляпах скользят по мерцающей поверхности реки на плоскодонках с шестами. Сцена яркая, как картинка.
Вдруг Мори останавливается, до глубины души пораженный. Да это же и есть картинка! Изогнутые формы моста, расположение лодок на реке, даже цвет небес – он помнит все это по гравюре Хиросигэ. [29] А туша горы Фудзи, вырисовывающаяся так близко, что слишком нереально, – это с гравюры Хокусаи. [30] Мори видит, как паланкин исчезает в толпе по ту сторону моста. Люди, толпящиеся вокруг: взгляни повнимательней в их лица. Пустые пятна, ходячие иллюстрации. Мори охватывает паника. Он потерян в мире лжи, ловушек и секретов, в мире, созданном и контролируемом другими. Он поднимает руки к голове, пытается снять шлем.
29
Хиросигэ (1797–1858) – японский художник-пейзажист и набойщик школы укиёэ.
30
Кацусика X о к ус а й (1760–1849) – японский художник и гравер.
– Сними с меня эту штуку! – кричит он.
К нему приближаются двое мужчин, самураи, руки на мечах.
– Ты что, не слышишь? Я говорю, сними с меня эту штуку!
Один из самураев улыбается.
– Чтобы пройти по мосту, тебе придется выдержать бой.
– Уйди с дороги, – ворчит Мори, сердце его колотится.
Первый самурай поднимает меч, подходит ближе. Мори дергает джойстик. Одно движение – и Мори срезает ему голову. Кровь льется потоком, крупными каплями разбрызгивается по пыльной земле. Размытое лицо складывается в гримасу боли. Мори стискивает зубы, снова наносит удар – на этот раз замахиваясь сбоку. Голова самурая отделяется от тела и летит с моста в реку.
– Х-хо! – кричит воодушевленный Мори.
Он наносит удар другому самураю, приплясывающему сзади. Откуда ни возьмись – еще самураи, окружают Мори, подходят ближе. Он чувствует, что они нервничают. Мори кружится, наносит удары. Самурай кричит в смятении, отступает снова. Это уже забавно. Мори выбирает самого крупного, с толстым пучком волос на голове и карбункулом посреди лба. Этот человек умрет следующим. После этого остальные рассыплются и помчатся, завывая в страхе, к тому, кто им заплатил. Откуда он знает? Инстинкт, прочный и верный инстинкт.
– Х-хо! – кричит он снова. А потом: – Что? Мир темнеет. Мост, река, гора Фудзи – все исчезло.
Мори закрывает глаза, делает глубокий вдох. Звуки пропали – ни уличных криков, ни лютневой музыки.
Он медленно снимает шлем, глядя в насмешливое лицо Уно.
– Ну как? – говорит Уно. – Весьма реалистично, правда?
Мори смотрит на часы на стене. Поразительно – он провел за игрой пятнадцать минут. Пролетели, как одно мгновение.
– Реалистично? – переспрашивает он, вытирая пот со лба. – Нет, это не совсем то слово…
Реалистична вот эта комната, маленькая цементная коробка, трудноотличимая от других цементных коробок, в которых мы проживаем свою жизнь. Реальность – скучная, бесцветная, в ней нет никакого смысла, кроме того, который мы сами ей придаем. В противоположность ей, мир внутри шлема преисполнен, набит, оформлен и проложен смыслами, заготовленными неизвестными умными людьми. Для Мори все это душно и удручающе.
Уно вытаскивает низкий столик. Они садятся, пьют зеленый чай с сухими кальмарами. Уно объясняет Мори подробности из жизни индустрии видеоигр: разные форматы, разные поколения, разные сегменты рынка. Есть игры азартные, научно-фантастические и такие, в которых Япония выигрывает Вторую мировую, и такие, в которых можешь вновь сотворить человеческую расу, что-нибудь в ней изменив.