Он не реагирует, дыша, его грудь поднимается и опадает. Осмеливаюсь прикоснуться к его щеке, чувствуя, как холодна его кожа.
– Куинтон, очнись, пожалуйста... мне так жаль... что я не видела... не смогла… - изо всех сил пытаюсь выразить слова сквозь нахлынувшие эмоции. Сожаление. Беспокойство. Страх. Раскаяние. Боль. Боже, я чувствую его боль, как она пульсирует под моей кожей, мне хочется избавить его от нее.
– Пожалуйста, пожалуйста, открой глаза, - шепчу, хватая ртом воздух.

В ответ я слышу только его мерное дыхание. Проверяю пульс другой рукой и чувствую, как слабо бьется его сердце. Пытаюсь сказать себе, что еще есть надежда, что я смогу вытащить его, но глядя вокруг... глядя на него, слушая молчание, такое же тихое, как смерть... я уже не так уверена. И это больно, почти так же, как если бы я его потеряла, точно так же, как я потеряла Лэндона.

Куинтон

Я почти уверен, что сплю. Или, может быть, я мертв. Надеюсь на последнее. Но не думаю, что это верное предположение, потому что ощущения отличаются от того первого раза, когда я умер. Если я сплю, то вижу прекрасный сон, где мы вместе с Новой, и мы счастливы. Удивлен, что вижу себя с ней, и, возможно, я мог бы остановить поток своих мыслей, но недостаточно проснулся, чтобы заботиться об этом. К тому же, чувствую себя очень хорошо, лучше, чем когда-либо. Все залито ярким светом. Бездыханно. Туманно и невесомо. Воспоминания из моего прошлого блекнут. Больше не чувствую кровь на своих руках или груз вины на плечах. Что-то чудесное охватывает меня. Я не заперт во тьме. Меня обволакивает свет, и я чувствую, что могу сделать все, что угодно, лежа на спине и глядя в небо. Нова нависла надо мной, гладя меня по щеке, а ее кожа так чертовски тепла и изумительно пахнет. И ее глаза... ярко-голубые с вкраплениями зеленого цвета, ее кожа, усеянная веснушками, полные губы, которые выглядят так вкусно, что хочу попробовать их... и я собираюсь это сделать, потому что сейчас больше ничего не имеет значения. Это так нереально, что облегчает принятие самого признания, что я этого хочу.

Притягиваюсь ближе, даже не думая о том, что делаю, и прижимаю губы к ней. Мне больно, но боль стоит того, лишь бы попробовать вкус ее губ снова. Я бы мог делать это вечно, и я хочу, но, когда я проникаю языком глубоко в ее рот, она отстраняется, ее глаза расширяются и полны замешательства. Открываю рот, чтобы сказать ей вернуться ко мне, потому что хочу ее – мне нужно снова поцеловать ее - но потом ее губы начинают двигаться, и дымка в моей голове постепенно начинает исчезать.

– Куинтон, ты меня слышишь?
– спрашивает она, ее голос мягкий, далекий. Или, может, это я далек.

– Я...
– мне больно говорить, горло слишком сухое, и яркость солнца слепит глаза.

– Ты в порядке?
– говорит она, и солнечный свет тускнеет, когда голубое небо превращается в гребаный потолок моей спальни, весь в трещинах и подтеках. Всё та же надоедливая капля начинает наливаться, вновь преследуя меня.

Вдруг понимаю, что я в своей комнате. Проснулся. И Нова здесь. Со мной. Мои мысли путаются, когда я пытаюсь вспомнить, что случилось. Планировалось, что эти ребята изобьют меня до смерти. Почему этого не произошло? Потому что это было бы слишком легко? Неужели я заслуживаю более страшной смерти? Но если это правда, то почему Нова здесь?

– Что ты здесь делаешь?
– больно говорить, но я заставляю себя произнести слова.
– Или мне снится?

Она поглаживает мою щеку, испуг в глазах уменьшается.
– Нет, ты не спишь... ты был без сознания, но...ты в порядке?
– похоже она нервничает, и это напоминает мне о том, как невинна она и хороша, и что ей не место в этом притоне, которое я называю домом.

– Почему ты здесь?
– спрашиваю слабым голосом, пытаясь сесть, но руки не работают, и я падаю обратно на матрас.

– Приехала сюда, чтобы увидеть тебя, - отвечает она, рассеянно прикоснувшись к губам, и мне интересно, действительно ли я ее поцеловал, или мне это приснилось.

Она пристально смотрит на меня, доставляя мне дискомфорт. Я так привык к людям, которые смотрят сквозь меня, как будто я невидимка, видя только наркотики и человека, которым сейчас являюсь, никчемное подобие того, кем был раньше. Начинаю забывать, каково это - быть на виду, и на долю секунды мне это нравится. Затем она отводит взгляд, и я чувствую, как будто умираю, мой мозг сигнализирует о боли в ногах, руках, груди - везде. Словно я разваливаюсь. Плохо. Руки начинают дрожать, сердце бешено биться, как только я это осознаю.

– Положи немного льда в пакет, - говорит она, щелкая пальцами кому-то. Я слышу бормотание и вижу Тристана. Он смотрит на меня сверху вниз, и его мутные глаза выдают, что он под чем-то, но я рад, что он вообще здесь и не похоже, что избит.
– Чувак, ты хреново выглядишь, - говорит он с дурацким оскалом.

– Чувствую себя дерьмово, - бормочу, сумев поднять руку к лицу, чтобы протереть глаза.
– Похоже, тебе удалось сбежать.

– Так и есть, и ты должен был бежать за мной, тупица... я думал, ты следом, пока не понял, что я один, - Тристан хихикает себе под нос.
– Подожди, пока ты не увидишь себя в зеркале.

Его веселье, похоже, выводит Нову из себя, и она поднимается на ноги, поправляя свои шорты вниз, с горящей яростью в глазах.
– Иди за гребаным пакетом для льда, - говорит она, не орет, но ее тон - холодный, резкий, суровый, и она отпихивает его. Это не та Нова, которую я помню, она меня пугает.

И она, кажется, слишком напугала Тристана, который поднимая руки, пятится спиной к двери.
– Хорошо. Иисус, Нова. Не стоит сходить с ума по этому поводу.

– Ты еще не видел, как я схожу ума, - она указывает на дверь. – Теперь пойди и принеси чертов пакет.