Когда я выхожу наружу, Леа нигде нет. Взглянув на машину, я нахожу ее, сидящую внутри, неотрывно смотрящую на балкон, где Берни кричит через перила что-то о том, что Иисус спасет всех. Видимо, он выжил из ума, и Леа испугалась. Я бы тоже на ее месте, но Куинтон занимает все мои мысли. Мои мысли мчатся со скоростью тысячи миль в минуту, пока я бегу к лестнице, толкая Берни, возникающего у меня на пути и схватившего меня за руку. Он отшатывается в сторону, едва не переваливаясь через перила, и начинает кричать, что меня никто не спасет.

Ускоряю темп, добравшись до лестницы. Мои мысли ускоряются, и я начинаю считать шаги, пересекая автостоянку. Я на полпути к машине, когда меня накрывает. Все это. Тот факт, что я, возможно, никогда больше не увижу Куинтона и так и не узнаю, жив ли он. Этот момент, когда я покидаю эту квартиру - это конец. Я сдалась. Все кончено и придется смириться, что я больше никогда не увижу Куинтона. Что я буду снова жить с этим чувством потери. Чувством, что я не справилась.

Все, что я хочу сейчас, это считать и не слышать мысли. Я хочу, чтобы они к черту заткнулись.

Два больших вдоха.

Пять ударов сердца.

Слишком много камней на земле.

Один парень на заднем плане, кричит на всю улицу, чтобы его услышали, но то, что он говорит и делает, никто не хочет слышать или видеть, поэтому все игнорируют его.

Один шаг.

И еще один.

Подальше от этого места.

Делайла, лежащая на полу, сломанная и избитая.

Куинтон и Тристан, лежащие мертвыми в канаве.

Ушли.

Два человека мертвы. Два человека, которых я знала. Четыре человека, которых я потеряла.

Четыре. И только один из-за меня.

Я добираюсь до капота своей машины, прежде чем падаю на колени, и слезы льются из моих глаз, когда безысходность топит меня, толкая вниз на землю. Я прижимаю руку к груди, когда вижу масштаб картины, открывающейся передо мной: как много людей нуждается в спасении. И как это практически невозможно, так как я не могу справиться даже с одним человеком.

Я не помогла Куинтону. Не спасла его. Я ничего не сделала. Так же как не спасла Лэндона.

И теперь Куинтон может быть мертв.

Мертв...

Мертв.

Мертв.

Мертв.

Слова эхом перекликаются в моей голове, но все, что я слышу - мои всхлипы и тишина вокруг. Словно никого, кроме меня, больше не существует.

Словно я потеряла всех.

Куинтон

– Они ушли?
– спрашиваю, когда Нэнси возвращается в комнату, скидывая халат на пол и оставаясь в одних кружевных трусиках.

– Девушка? Или сумасшедший мудак, который орет наверху?
– уточняет она.
– Берни теряет рассудок.

– Меня не волнует Берни... мне просто нужно знать, что Нова ушла.
– Когда я увидел, как она поднимается по лестнице, то растерялся и чуть не вышел к ней. Но что хорошего в этом? Я просто дам ей повод приходить сюда, видеть меня, утягивая ее за собой вниз.

Будет лучше для всех, если я исчезну.

Запихиваю поглубже эмоции, покалывающие меня изнутри, те, что я с большим усилием хоронил последние двадцать четыре часа. Сосредотачиваюсь, рисую на куске мятой бумаги, которую я нашел на полу, выводя линии и формы, которые означают больше, чем я когда-либо признаю.

– Она ушла, - говорит Нэнси, взбираясь на матрас рядом со мной. Она кладет голову мне на грудь, и ее прикосновение не приносит мне ничего, кроме холода, что в принципе соответствует мертвенности внутри меня, так что я ей это позволяю.
– Она плакала некоторое время на парковке.

Проглатываю комок в горле, отказываясь смотреть на свой рисунок, где Нова и я танцуем у заправочной станции. Настолько совершенен. Так правдоподобен. Я бы хотел повторить этот момент снова, и тот на американских горках, когда мы чувствовали сердцебиение друг друга. Но я знаю, что никогда не смогу. Нет больше добра. Нет больше света в моей жизни. То, что случилось с Тристаном, напомнило мне о том, кто я есть и чего заслуживаю.

– Она очень красивая, - Нэнси поднимает голову и смотрит на рисунок.
– Я бы хотела, чтобы кто-нибудь и меня так нарисовал.