Сейрин наклонила голову, как будто прислушиваясь к чему-то.

— Это было странно, смертный король, обнаружить, что с возвращением магии внутри меня появилось что-то. Чтобы узнать, что что-то новое пустило корни. — ее маленькая рука переместилась к середине живота, чуть выше пупка. — Немного семени силы. Я сменю обстановку, подумаю, кем я хочу быть, и перемены начнутся здесь. Всегда, тепло исходит отсюда. — паучиха остановила на нем свой взгляд. — Если ты хочешь быть кем-то, король без короны, так тому и быть. В этом секрет перемен. Будьте тем, кем хочешь.

Он избежал порыва закатить глаза, хотя Дамарис согрелся в его объятиях. Будь тем, кем ты хочешь, эту вещь гораздо легче сказать, чем сделать. Особенно с весом короны.

Дорин положил руку на живот, несмотря на слои одежды и плащ. Только подтянутые мышцы приветствовали его.

— Это то, что ты делаешь, чтобы вызвать изменения: сначала думаешь о том, кем ты хочешь стать?

— С ограничениями. Мне нужен ясный образ в моем сознании, иначе это не будет работать вообще.

— То есть, ты не можешь превратиться в то, чего не видела.

— Я могу придумать определенные черты: цвет глаз, телосложение, волосы, но не само существо. — отвратительная улыбка расцвела на ее губах. — Используй свою прекрасную магию. Измени свои красивые глаза, — осмелился паук. — Измени свой цвет.

Боги прокляли его, но он попытался. Он думал о карих глазах. Представил бронзовые глаза Шаола, ожесточенные после одной из их тренировок. Не такими, какими они были до того, как его друг отправился на южный континент.

Шаолу удалось исцелиться? Он и Несрин убедили Кагана послать помощь? Как бы Шаол узнал, где он был, что случилось со всеми ними, когда они были рассеяны по ветру?

— Ты слишком много думаешь, молодой король.

— Лучше, чем слишком мало, — пробормотал он.

Дамарис снова нагрелся. Он мог бы поклясться, что это было забавно.

Сейрин усмехнулась.

— Не думай о цвете глаз так, как это принято.

— Как ты научилась этому без инструкций?

— Сила теперь во мне, — просто сказала Паучиха. — Я прислушивалась к ней.

Дорин пустил в паучиху усик своей волшебной змеи. Она напряглась. Но его магия коснулась ее, нежно и любознательно, как кошка. Необузданная магия, чтобы придать ему форму, которую он хотел.

Он попросил её… попросил её найти то семя силы внутри нее. Научить этому.

— Что ты делаешь? — вздохнула паучиха, вскакивая на ноги.

Его магия окутывала ее, и он чувствовал это: каждый ненавистный, ужасный год существования.

Каждый…

Его горло пересохло. Желчь хлынула в горло, когда он почувствовал запах магии. Он никогда не забудет этот запах, эту мерзость. Он всегда носил отметину на горле в качестве доказательства.

Валг. Паучиха почему-то была Валгом. И не одержимая им, а рожденная им.

Он держал свое лицо нейтральным. Равнодушным. Даже когда его магия обнаружила этот светящийся, прекрасный кусочек магии.

Украденная магия. Как и все краденные Валгами вещи.

Они забирали все, что хотели.

Его кровь стала глухим, стучащим ревом в ушах.

Дорин разглядывал ее крошечное личико.

— Ты была довольно спокойна в отношении мести, которая отправила тебя на охоту через весь континент.

Темные глаза Сейрин превратились в бездонные ямы.

— О, я этого не забыла. Нисколько.

Дамарис остался теплым. Ожидание.

Он позволил своей магии обернуть успокаивающие руки вокруг семени силы, запертого в черном аду внутри паучихи.

Он не хотел знать, почему и как стигианские пауки были Валгами. Как они могли прийти сюда. Почему они задержались.

Они питались мечтами, жизнью и радостью. Были в восторге от этого.

Семя метаморфической силы мерцало в его руках, словно благодарность за доброе прикосновение. Человеческое прикосновение.