Шрифт:
– А что, колбаса разговаривает? – прошептал Саша и мастерски сделал испуганные глаза. Подыграл мне, умница!
– Кто? – Видимо не до конца еще сообразил, с кем имеет дело, товарищ завлаб.
Вот тут-то уж я покуражился:
– Ты тупой? Это я тебе говорю. Колбаса, если будет угодно. А вообще-то у меня имя есть – Сервелат Московский.
Эффект, Леша, превзошел все мои ожидания. Я то думал, что он просто в обморок рухнет, но получилось куда интереснее. Дело в том, что в институте все знали, что Макарыч алкоголя потребляет цистерные количества. И в профкоме его предупреждали, и в парткоме, что алкашам в серьезном заведении, коим является институт, делать нечего. Мол, или вы, Лев Макарович, пить завязываете, или ищите себе новое место. Не посмотрим, что без пяти минут доктор наук. Нам горячечные не нужны.
А тем временем стрелки настенных часов неуклонно приближались к полудню. Зазвонил телефон. Саша поднял трубку:
– Макарыч, тебя из профкома. Поговоришь?
Но Тычков только что-то бессвязно мычал и, сидя на крутящемся белом табурете, судорожно хватал рукой воздух. Жест был Никалаю знаком не понаслышке. Он поднял с пола не опорожненную с пятницы склянку со спиртом и, налив в мерный стаканчик граммов пятьдесят, поднес шефу. Тот выпил залпом, но, вопреки ожиданиям, в себя не пришел. Саша оправдывался в телефонную трубку:
– Да ничего у нас не происходит!… Микробиологов очередь, пусть они и выносят… Не может он подойти, неважно себя чувствует… Не знаю… Может быть, сами ведь знаете… Ну я, Чудов еще…
Наконец, трубка упала на рычаг. Саша стоял, опустив плечи и боясь взглянуть на шефа. Но Николай ждал от него разъяснений. Макарыч опустил голову и смотрел немигающим, полным ужаса взглядом на шкаф, где я снова занял отведенное мне место.
– Макарыч, очнись! – позвал Саша. – Макарыч! Сейчас из профкома придут, звонили…
Но Тычкову, похоже, было на профком глубоко и по барабану. Или он ничего не слышал. Напугался, бедолага, не по-детски…
Через полчаса в лаборатории собрался весь институт. Завлаб в себя так и не пришел. Что делать? Вызвали скорую. Эх, Леша! Не думал я тогда, что так все пойдет. И не заморачивался над тем, чем подобная шалость обернется для нас с Николаем в будущем.
Когда Тычкова уводили под руку двое здоровых мужиков в белых халатах, повисла под потолком звенящая тишина. Мне б тогда сказать пару слов – все, может, и иначе обернулось бы. Но я молчал. Из мести гадской и из-за обиды проклятой. Макарыч санитарам не сопротивлялся, лишь бормотал себе под нос единственную фразу: «Вы колбасу говорящую видели, а? Каково? Докатились…»
– Докатился, – словно эхом отозвался седенький доктор из скорой. – Докатился до белой горячечки ваш коллега. Ничего, товарищи, не волнуйтесь. Месяцок побудет у нас, подлечим. И выпишем. Не узнаете! И не таким экземплярчикам головку на место ставили. Этот еще ничего… На Деда Мороза похож… Семья-то в курсе?
Никто доктору не ответил. Он и ушел тихонечко.
Такая вот, Леша, трагедия приключилась. Уж больно мне за ребят обидно было. Ведь видел же я, что завлаб – порядочная свинья. Сердцем чувствовал, что поделом получил. А все равно осадок нехороший на душе остался…
Через час приказом по институту и.о. заведующего лабораторией был назначен Николай Чудов. Но и ему новая должность и четвертак к получке радости, похоже, не принесли. Со мной он три дня не разговаривал. Да и Саша шкафчик, где я лежал, стороной обходил. А что я? Я молчал. Понимал все…
Со временем, конечно, ситуация исправилась. В лабораторию пришли две молодые сотрудницы. Коля с Сашей занялись моей проблемой на полном серьезе, девчонки им помогали, но больше никто в институте о существовании Сервелата Николаевича не знал. Скандала ребята не желали. Да и кто ж его из нормальных людей хочет, скажи мне?!
Но если ты, Леша, думаешь, что Тычков навсегда ушел из нашей с Николаем жизни, то глубоко заблуждаешься. От таких людей избавиться настолько трудно, что, практически, как говорится, невозможно. Слышал ты о роковых женщинах когда-нибудь? Так вот, Лев Макарыч таким как раз и оказался. Не в смысле – женщиной, а в смысле – роковым. Натуральным злым роком, Леша, в самом начале жизни моей. Всему, однако, свое время.
А пока из сказки силами научных работников сотворялась быль. Летели дни, проходили недели, апрель сменился маем, а потом пришло лето. Воплощение мечты моей близилось с невероятной скоростью.
Коктейль «Первая любовь». С клубничкой
Я понимаю, Леша, твое нетерпение. События, как видишь, начали приобретать необратимость. Да. Все складывалось так, как надо. Даже препятствие в виде завлаба Тычков было устранено. Николай со своими обязанностями справлялся превосходно – лаборатория впервые за много лет получила премию за какую-то уникальную разработку для министерства обороны. Я потихоньку вжился в этот дружный коллектив и стал полноправным его членом. Порой доходило до курьеза.