Шрифт:
Выбравшись туда, где узкая дорога между обшарпанными домиками расходилась по двум направлениям, Талла отыскала несколько камней и сложила из них горку. Только бы никто не пнул от скуки… Она двинулась по той улочке, которая показалась шире и постаралась примечать всё, мимо чего проходила. Вот лоток с хлебом, над которым закреплена лента с причудливым рисунком кренделька, вот дом с балконами, увитыми цветами… Город просыпался: женщины развешивали бельё, дети носились, взметая клубы пыли. На углу Талла запомнила гончара с выбеленными старостью волосами и целой связкой амулетов на шее. Улицы становились шире, кое-где встречались магазинчики, и людей становилось заметно больше – можно стукнуться локтями. Она тесней прижала к боку сумку, куда переложила ожерелье с чёрными опалами и тончайшей работы золотую цепочку, к которой, точно росинки, стекающие по стебельку, прильнули бриллианты чистой воды. Такие великолепные украшения, которым место в резных шкатулках или на шее прекрасных женщин… Как жаль будет отдать их в руки простых торговцев, не способных разглядеть истинной прелести. Но Талла мысленно распрощалась с драгоценностями ещё в тот день, когда примотала их льняным полотном к груди. Цепочка и ожерелье были, по её представлению, самыми дорогими, их должно хватить, а оставшиеся серьги и золотой кулон с дивным орнаментом она приберегла.
Наконец, выбирая те пути, откуда навстречу шли люди с полными корзинами и сумками, Талла смогла найти рынок. Он казался и вполовину не таким огромным, как тот, что лежал у изножья холма с дворцом Великого, и всё равно от пестроты палаток и гомона толпы у Таллы закружилась голова. С одной стороны молодой голосистый парень предлагал купить колбасы и копчения, с другой – пузатый и румяный пекарь выставил лотки с медовыми булочками и воздушно-белыми пирожными. Талла вспомнила, каково это – надкусить свежую сдобу, ощутить сладость, обволакивающую рот… Было бы у неё хоть немного денег! Но их ещё предстояло добыть.
В этом месте не продавали ковры и кувшины из разноцветного стекла, духи в крошечных флаконах и певчих птиц в ажурных клетках, как на Большом рынке. Чаще встречались фрукты и овощи, простая посуда. И всё же иногда попадались лотки и палатки с игрушками или вышитыми бисером платками. Талла видела и украшения, но то были бирюза и янтарь – уж всяко не чета её сокровищам.
В тёмном шатре, украшенном причудливыми узорами и символами, женщина в золотой вуали продавала амулеты, порошки в мешочках, заполненные паром флакончики и ещё бесчисленное множество безделиц, возле которых хотелось остановиться и перебирать, перебирать до бесконечности. И Талла остановилась, вцепившись на всякий случай в свою бесценную сумку. Над головой торговки покачивались колокольчики с привязанными к язычкам тонкими лоскутами ткани.
– Для привлечения покупателей, – доверительно сообщила женщина; голос у неё был красивый, грудной. Талла удивилась, что звучал он молодо, ведь она почему-то решила, что под вуалью старуха. – И, видишь, работает! Как и всё у меня здесь. Выбирай, чего желаешь. Хочешь нравиться девушкам или победы в любом споре…
– А это что?
Талла заметила деревянного человечка, вырезанного нарочито просто и грубовато. Вместо живота у него зияла дыра, внутри которой струной был натянут волос. Талле безотчётно захотелось взять человечка в руки, и она отдёрнула пальцы, вот-вот готовые коснуться деревянной поверхности.
– А ты кое-что понимаешь, – одобрительно заметила торговка. – Дорогая вещица… Настоящая.
Она как-то по-особому сказала “настоящая”, и Талла подняла глаза на золотую вуаль. Лучше уж пойти куда-нибудь подальше, вместо того, чтобы тратить время на ерунду. Ей почему-то показалось, что постой она рядом с этой женщиной хоть ещё мгновением дольше, и та раскроет все её секреты.
Неужели настоящая колдунья? На рынках всегда одни шарлатаны, но Талла знала, что бывали и другие. Те, кто предсказывал судьбу, делал амулеты, пусть и не слишком сильные. А ещё она слышала, что иногда колдуны использовали частицы богов, чтобы делать по-настоящему могущественные вещи. Даже мелочь могла наделить силой – чешуйка кожи, слюна, обрезок ногтя или… волос.
Талла развернулась и побежала прочь, стараясь потонуть в крикливом пёстром людском потоке.
Как же всё казалось просто, когда они со Слепырём придумывали план! Просто – обменять украшения на солнца, просто – купить телегу и осла… На деле же, оказавшись в толпе народа, среди жмущихся друг к другу лотков и палаток, Талла никак не могла представить себе, как она вытащит из сумки сверкающее ожерелье и попытается его кому-нибудь всучить. Даже если ей повезёт, и его просто-напросто не вырвут из рук, никакой торговец не согласиться стать мишенью для воров. Тогда она решила поискать поблизости магазин или лавку, в надежде, что за закрытыми дверями договориться будет проще и безопаснее.
Сразу за рынком, как Талла и думала, оказался небольшой торговый квартал, она выбрала для себя оружейный магазин, справедливо рассудив, что клинки с рукоятями из слоновой кости и чернёного серебра не могут стоить дёшево. А значит, у хозяина может найтись достаточно денег для сделки.
Под мелодичный перезвон колокольчика, Талла зашла в лавку и, едва глядя на торговца с усами такими пышными и длинными, что они походили на двух уставших хорьков, выложила на прилавок ожерелье с опалами. Следом – цепочку.
– Сколько вы дадите за это? – спросила она, наконец, глянув в глаза мужчины.
Тот нахмурился, поглядел сначала на украшения, потом – на Таллу. Взгляд стал сердитым, и на мгновение она даже испугалась, что он сметёт драгоценности на пол своим мозолистым кулачищем. Или ударит её. Но он только грубо отрезал:
– Я краденое не беру. Пошёл отсюда, или позову стражу.
Талла сгребла цепочку и ожерелье в сумку и кинулась вон.
– Оно не краденое, – выкрикнула зачем-то от самого порога.