а под ней… Пустота.

Там, где должно было быть мое прошлое — детство, юность, первая любовь — была пугающая, неестественная пустота. Теперь я особенно остро осознала, отчего мне вдруг стало плохо, когда лорд Кастанелло спросил о моем детстве, о тоске по

семье — я этого не помнила. Воспоминания украли, вытерли из памяти. Уничтожили вместе с большей частью моей жизни.

— Фаринта, — супруг, поднявшись на ноги, потянулся ко мне, как будто хотел дотронуться, утешить, но я отшатнулась. — Фаринта, успокойтесь. У нас был напряженный день. И ваша лихорадка…

— Это не плод воспаленного сознания. Это…

Я мотнула головой, не видя смысла продолжать. Он не слушал меня раньше, когда я твердила, что в доме убийца, так почему вдруг я решила, будто что-то изменилось? Мы остались все теми же чужими людьми, незнакомцами, по иронии судьбы связанными брачной клятвой, общей тайной и зловещей тенью за спиной.

Тенью с кольцом-артефактом на пальце.

Тенью, жаждущей нашей смерти.

Неужели мне снова придется искать ответы в одиночку? Отчаяние навалилось каменной плитой. Я закрыла глаза, зажмурилась. И вздрогнула, ощутив легкое касание к своему плечу.

— Я вам верю, — только и сказал лорд Кастанелло. Он выглядел бледным и невероятно усталым, но взгляд его был полон упрямой решимости. — Фаринта, если этот менталист действительно существует… — Я попыталась стряхнуть его руку, но супруг не отпустил — привлек к себе, обхватил за плечи. — Успокойтесь, — негромко повторил он. Теплое дыхание щекотало волосы на висках, согревало кожу. — Мы разберемся, Фаринта, мы обязательно во всем разберемся. Вместе. Слышите меня? Вместе. Я верю вам. Теперь верю.

Я рвано выдохнула.

Холод страха отступал, уступая место лихорадочному жару. Тот всплеск энергии, который принес с собой испуг, закончился, и тело вновь ослабело.

Сама того не желая, я тяжело привалилась лбом к плечу супруга в поисках опоры.

— Неужели нас свела не случайность? — прошептала я. — Тот менталист… человек, укравший мое прошлое и использовавший меня, возможно, виновен в болезни вашего сына. И Руджеро Бренци… Он все это время служил таинственному покровителю с красным перстнем на пальце. Милорд Кастанелло, неужели нас с вами связывает нечто большее, чем просьба господина Кауфмана, древний обычай и костер на ратушной площади? И что же… что же теперь делать, милорд?

— Майло, — мягко поправил он.

Два негромких металлических щелчка раздались почти у самого уха — карманные часы лорда отбили два пополудни. Щелк. Щелк. Размеренные и спокойные удары, словно биение сердца.

— Мы во всем разберемся, Фаринта. Вместе. У нашего брака не будет летального исхода, — с уверенностью произнес лорд Кастанелло.

Майло.

И в тот момент я ему безоговорочно поверила.

ЭПИЛОГ

Бом.

Часы на ратушной площади пробили час. Гулкий звон эхом разнесся над пустынными улицами. По мостовой прогрохотали колеса припозднившегося экипажа, и город вновь погрузился в сонную тишину.

Он устало потер виски. Прокрутил на несколько делений колесико светильника, приглушая свет в кабинете. Отложил в сторону документы и потянулся за сигарой.

Деревянная шкатулка, украшенная резным орнаментом, сама легла в руку. Он огладил причудливые завитки листьев и экзотических цветов, надавил на неприметную защелку. Крышечка распахнулась с легким щелчком. Тонкий пряный аромат табачной смеси поплыл над столом. Он вытащил одну из сигар, повертел между пальцами.

Циндрийская.

Табачная смесь прогорала с легким потрескиванием. Полуприкрыв глаза, он вдохнул горьковатый дым. Воспоминания закружились дымными кольцами, рисуя призрачный образ той, которая так дерзко вырвалась из его власти. Драгоценнейшая…

В дверь постучали.

— Милорд, — слуга с запиской в руках торопливо поклонился, опасаясь смотреть ему в глаза. — Передали из отдела магического контроля.

Он потянулся за письмом. Пальцы на мгновение соприкоснулись с влажной и потной ладонью посыльного.

Страх. Острый, щиплющий язык. Не притупляющийся с годами, не проходящий страх. Идеально вышколенный слуга не выдал себя ничем — не моргнул, не дернулся — простой человек никогда не догадался бы об истинных чувствах, что вызывал у него хозяин дома. Но только не он — он всегда особенно остро чувствовал страх.

Взмахом руки он отпустил слугу. Почти физически ощутимая волна чужого облегчения заставила его губы растянуться в саркастичной усмешке. Простые люди, смешные и жалкие, его забавляли.

Он распечатал конверт. Пробежался глазами по лаконичному письму — несколько сухих строчек отчета. Он смял в кулаке тонкий лист. Волна магической энергии послушно скользнула по руке, собираясь на кончиках пальцев. Бумага вспыхнула — и рассыпалась пеплом.

Значит, осечка. Сбой. Что ж, ему некуда торопиться. Он всю жизнь разыгрывал длинные партии.