Шрифт:
— Прикажете распорядиться по поводу свечей, милорд? — осведомился дворецкий.
— Не нужно, — отрезал лорд Кастанелло. — Не хотелось бы обнаружить, что в моем доме устроен пожар.
Я только крепче стиснула зубы.
— И прикажите заварить для миледи что-нибудь от простуды, — тут же добавил лорд. — У нее зуб на зуб не попадает.
Лорд Кастанелло, поигрывая кристаллом, первым вышел из комнаты. Дворецкий, нагруженный всем, что, по мнению лорда, могло бы помочь мне в организации повторного побега, последовал за ним. Дверь захлопнулась с громким стуком.
И впервые с тех пор, как я оказалась в поместье, я услышала, как в замке повернулся ключ.
*
Широкая ладонь скользнула по моему плечу, обжигая сквозь тонкий шелк ночной сорочки. Пальцы осторожно заправили за ухо выбившуюся прядь волос, дразня чувствительную кожу легкими прикосновениями. Я улыбнулась сквозь сон, не поворачиваясь к склонившемуся надо мной мужчине.
Это главное правило я запомнила четко. Не поворачиваться. Ведь стоит только попытаться, как все закончится — и эти осторожные, чуть щекотные, дразнящие прикосновения, и невесомые поцелуи, и мурашки предвкушения, бегущие по телу. Останется лишь холод и одиночество.
И я не поворачивалась, а он, мужчина за моей спиной, не исчезал. Наоборот, ласкал меня все смелее и смелее, спускаясь все ниже и ниже. Вот умелые пальцы скользнули по лодыжке, задирая тонкую сорочку. А вот я почувствовала холодок ночного воздуха на обнаженных бедрах и услышала собственный стон.
Я не поворачивалась, и он был нежен. Сдерживал свою страсть, постепенно распаляя мою, пробуждая тянущий голод внутри, напоминая о том, как же мне его не хватало. Как я ждала его — прошлой ночью и позапрошлой, и несколько ночей до этого, но он не приходил, не вторгался в мои сны, наполняя их жаркой страстью.
Его ладони легли на мои бедра. Я чуть подалась назад, обнаженная, готовая, открытая его прикосновениям и ласкам. Но мужчина, прижимавшийся к моей спине, замер, руки застыли неподвижно, и это странное, неестественное оцепенение, столь разительно отличающееся от всего, что обычно следовало после, испугало меня. Робея, я все же решилась нарушить заведенный порядок и бросила беглый взгляд через плечо.
Рядом со мной лежал лорд Майло Кастанелло. Мертвый.
Не помня себя от ужаса, я закричала, почти подскочив на кровати и прижимая к груди одеяло. Сердце колотилось в бешеном ритме. Я оглядела кровать и комнату, погруженную в полумрак — совсем не похожую на ту, где, как мне казалось, я только что находилась — и никого не увидела.
Я была в поместье лорда Кастанелло, в своей спальне, совершенно одна. По крайней мере, так мне казалось.
В щели под дверью замерцал свет, повернулся ключ, и на пороге возникла взволнованная горничная, сжимавшая в руках подсвечник. Она быстро оглядела меня и комнату и, убедившись, что все в порядке, недовольно поджала губы.
— Что-то случилось? Миледи так кричала.
Я прокашлялась, надеясь, что сорванный голос не будет звучать слишком хрипло.
— Ничего страшного. Просто дурной сон, — сказала я, скорее убеждая себя, чем горничную.
Женщина повернулась, чтобы уйти.
— Скажите, лорд Кастанелло, — я запнулась, не зная, как продолжить вопрос. Видела ли горничная хозяина дома, выходящего из моей комнаты? Знает ли она, есть ли в поместье тайные ходы, ведущие от одной спальни к другой? Глупости.
— Милорд уехал сразу же, как оставил миледи в ее комнате, и сегодня заночевал в городском доме, — холодно произнесла женщина, многозначительно глядя на меня. — И это к лучшему, поскольку так крики миледи не побеспокоили его после тяжелого вечера. Спокойной ночи.
С утра я проснулась, чувствуя себя совершенно разбитой, усталой и опустошенной, и виной тому была вовсе не вечерняя прогулка по заснеженным холмам в одном лишь тонком платье. Я боялась, что ко мне вновь возвращаются кошмары, давние спутники худших моментов моей жизни с того дня, как я пересекла черту городских ворот Аллегранцы.
Ночи, наполненные ужасом и смутными, неясными образами человека за моей спиной, и следовавшие за ними пробуждения с раскалывающейся головой и тяжестью на сердце омрачали первые месяцы моего брака с Лайнусом Честером, молодым азартным дельцом, чьи глаза с равным интересом загорались от новой выгодной сделки или удачной карточной комбинации. Бессонные ночи то погружали меня в уныние, то вызывали ничем не объяснимое раздражение, а физическая близость с мужем после всего, что происходило во сне, отзывалась в теле чувством непреодолимого отвращения.
Лайнус не любил такие дни. Стоило ему почувствовать резкую перемену моего настроения, услышать необоснованный отказ, как он, скривившись, подхватывал пальто и исчезал за порогом наших арендованных комнат, громко хлопнув дверью. Потом, естественно, следовало пылкое извинение и бурное примирение к вящему удовольствию нас обоих, и спокойная жизнь продолжалась. До следующего кошмара.
Или крупного проигрыша мужа.
Да, Лайнус и сам бывал совершенно невыносим, когда ему случалось оставить за карточным столом целое состояние. Тогда страдали не только двери, но и посуда, вещи. Разумеется, ни о каких нормальных отношениях в те периоды тоже не могло идти и речи, и я спала на диванчике в кухне, закутавшись в старый плед и подтянув колени к груди.