— Да, еще пятерых. Но только тени. Я их не узнаю, если увижу. Они как-то завязаны на тебя.

— Вообще-то я знаю только четверых. Таких же больных на голову. Но с ними готова познакомить прямо сейчас. Ты узнаешь много интересного, Терри. Даже если не захочешь.

Машу высоко поднятой рукой — моя часть задания выполнена.

Мне немного жалко эту испуганную домашнюю девочку. Но, в конце концов, надо и взрослеть когда-нибудь. Почему бы не сейчас?

Гали и Мальвина возникают бесшумно и как будто из неоткуда и остаются с Барби Терри на детской площадке. Меня ненавязчиво просят пойти прогуляться. Конспираторы хреновы. Уходя, оглядываюсь. Терри сидит на скамейке, а Скаут и Мальвина нависают над ней как два голодных пса: Питбуль и Ротвейлер.

Прогуливаясь по пустынным чистеньким улицам, я думаю о том, что зря мы пристали к Терри. Жила бы она дальше со своими родителями. Играла бы в куклы. Поступила бы потом в Университет, или там в школу парикмахеров. Вышла бы замуж. Нарожала кучу ребятишек. Кушала бы ананасы. Уехала бы жить на Гавайи. Ну видит эта кукла иногда странные сны. Так многие видят. А теперь у Барби будет нервный срыв. Всю обратную дорогу на Европу она будет рыдать, а утешать ее пошлют, естественно, меня. И я буду весь перелет ходить изгвазданная в чужих слезах и соплях. Если единственное, что Терри умеет, это видеть сны — то вообще не стоило рисковать и лететь за ней в такую даль. Правда, тогда бы я никогда не увидела Океана.

Погрузившись в воспоминания о вчерашнем вечере, я не сразу замечаю одинокого прохожего, неторопливо идущего в мою сторону. Что-то с ним не так, что-то неправильно. Не должны здесь просто так разгуливать здоровые мясистые мужики, которым самое место на обложке журнала о стрелковом оружии. И не с чего это им так внимательно меня разглядывать. Останавливаюсь на мгновение.

Прислушиваюсь. Так и есть. Шаги сзади. Легкие, бесшумные. Но у меня обостренное чувство опасности. В силу профессиональной деятельности. Я замечаю то, что другие заметят еще через несколько секунд. А секунды эти могут оказаться весьма критическими в спасении своей драгоценной шкуры.

— Линяй! Немедленно! — мой внутренний голос никогда не был паникером. Поэтому я к нему очень прислушиваюсь.

Неожиданно кидаюсь поперек проезжей части, когда от меня до обоих молодцов остается метров десять. Я юркая. И бегаю очень быстро. Улепетываю, петляя, как заяц от гончих. Сейчас спрячусь где-нибудь среди коттеджей, сараев, гаражей, деревьев, кустов и цветочных клумб и попробую отсидеться.

На всем скаку налетаю на неожиданно возникшее препятствие. Только что передо мной была чуть пожухлая трава на лужайке. Теряю равновесие и падаю, больно ударяясь рукой. Мое препятствие оказывается невесть откуда появившимся амбалом номер три. Третий номер наклоняется, хватает меня за руку,

приподнимает в воздухе. Рядом визжат тормоза. Меня заталкивают в мобиль. Защелкиваются наручники. Машина, визжа тормозами, срывается с места. Ну почему я такая невезучая?

Соловей без Ласточки

Соловья попросил о встрече старый проверенный компаньон, с которым они много лет безустанно тянули невод незаконного бизнеса. Компаньон по кличке Зеленый виртуозно переплавлял добытые нечестным, но, тем не менее, нелегким трудом сырье и товары в золото и кредитки.

Встречу назначили в дорогом ресторане "Олимп" на орбите Ганимеда. Cолидном, как яйцо Фаберже. Оба бандита презирали дешевку и стороной обходили модные таверны для приезжих, где чайников от космического туризма кормили горьковатой на вкус, жесткой и дурно пахнущей живностью из подземных океанов Европы. Которая, к тому же, способствовала несварению желудка.

Криста достала пылившийся без дела смокинг и даже предложила Соловью свою новую игрушку, гоночный болид от Ламборгини. Но от болида Соловей отказался — не хотел рисковать кораблем, если что-то пойдет не так.

Штиблеты боссу начистил Зубодер — исключительно из любви к порядку и совершенству. Он же приподнес Соловю орхидею редкого золотистого оттенка. Соловей ловко приладил цветок к черному атласному лацкану пиджака и подмигнул своему отражению в зеркале.

Лимузин пришвартовался у центрального входа. Соловей расплатился с пилотом, отдал шлем подбежавшему бою, белесому мальчишке-крысенку с хитрыми бусинками глаз, сдал на входе парализатор (с оружием в ресторан не пускали), прошел через камеру металлоискателя.

Метрдотель в шитом золотой нитью мундире несуществующей армии и лопатистой бородой степенно провел Соловья в Голубой Зал. Посетителей было довольно много. Бизнесмены, адвокаты с солидной клиентурой, пожилые супружеские пары, бодрые, как члены Oлимпийской сборной. Зал был обит нежно-голубым бархатом. Фальшивые стрельчатые окна с подсветкой влажно блестели искусно сделанными витражами в готическом стиле. Цветные стекла отбрасывали причудливые тени на белые скатерти. Соловей вспомнил, как в детстве любил развлекаться сo старинной игрушкой — калейдоскопом. Посредине зала пылала газовая жаровня. Повар в забрызганном жиром фартуке поворачивал над ней вертел с поросенком.