Шрифт:
Отворачиваюсь в сторону.
— Ну хорошо. — Мой собеседник по прежнему дружелюбен. — Не хочешь говорить сама — придется тебе помочь. Ты слыхала что — нибудь о сыворотке правды? Один маленький укол — и я все про тебя узнаю. Зачем же напрасно травить себя химией? Очень вредной для здоровья, между прочим.
Я не хочу травить себя химией. Но я молчу.
Паук достает откуда-то пластиковый контейнер. Вынимает оттуда пистолет-инъектор.
— Ну что? Поговорим по душам?
Я отвожу глаза.
Паук вспрыскивает мне сыворотку прямо через рукав. Вскрикиваю. Больше от неожиданности, чем от боли.
Приоткрывается дверь.
— Я просил мне не мешать! — раздраженно бросает Паук.
— Я тебе не подчиняюсь, лысый, — раздается в ответ насмешливый голос.
Паучья лапка тянется за лацкан пиджака. Знакомый писк парализатора — Паук беззвучно валится к моим ногам. Едва успеваю отскочить.
Скаут хватает меня за руку: «Уходим, Пудель. Скорее».
Я хочу что-то ответить. Но комната плывет перед глазами. Кто-то невидимый тянет меня за язык: «Меня зовут Пудель. Мне пятнадцать лет. Мы прилетели на Землю за Терри…»
Скаут громко и грязно ругается. Хватает со стола инъектор:
— Что они тебе вкололи, Пудель?
— Сыворотку правды. Очень вредную для здоровья!
Гали каким — то маленьким острым инструментом перекусывает цепочку от наручников и тянет меня в коридор. У меня заплетаются ноги.
— Шевелись! Шевелись, Пудель. Не могу я тебя сейчас тащить.
Раз. Два. Две пощечины больно обжигают щеки. В голове немного проясняется.
Мы бежим по коридору. Поворот. Другой. Хочу лечь прямо на пол. Дверь. Лестница. Ступеньки. Сирена. Топот ног. Кто-то шумно поднимается нам навстречу. Гали прижимает меня к стене и стреляет, стреляет. Вой парализаторов становится просто невыносимым. Зажимаю уши. Скаут снова тащит меня вниз. Спотыкаюсь о неподвижные тела.
Ступеньки. Дверь. Поворот. Еще поворот. Ступеньки. Дверь — мы в помещении, похожем на подвал. Низкие потолки. Трубы над головой. Тусклые светильники.
— Пудель, слушай меня внимательно.
— Меня зовут Пудель. Я выросла в приюте Святой Терезы. У Гали много оружия. Сыворотку правды. Очень вредную для здоровья! — мне становится ужасно смешно. Громко хихикаю. Чувствую, как изо рта течет слюна.
Гали трясет меня за плечи.
— Очнись, Пудель. Очнись же. Слушай внимательно. Времени совсем нет. Сейчас ты соберешь энергию со всех осветительных приборов в этом здании. Аварийное освещение тоже. Генераторы можешь взорвать к чертовой матери.
— Меня зовут… Гали, только не надо меня больше бить. Я же не вижу этих лампочек. Я так не умею.
— Умеешь. Хочешь жить — значит умеешь! Ну!
До боли зажмуриваю глаза. Сначала вокруг — только темнота. Потом темнота начинает проясняться. Сколько в этом здании маленьких огоньков! Вижу их всех сразу. Лампы дневного освещения. Но это не имеет значения. Я собираю огоньки себе в подол футболки. Здание погружается во тьму.
От такого усилия раскалывается голова.
— Я Пудель. Мне пятнадцать лет…
— Остановись, остановись, Пудель. Ты молодец. Ты даже не представляешь, какая ты молодец. А теперь ты сломаешь стену.
— Ты меня путаешь с Суперменом, Гали. Чего я сломаю? Сколько в этом доме этажей?
— Пять. С небоскребом ты бы не справилась. У тебя сейчас много энергии, на пять этажей должно хватить. Ломай стену, Пудель, пока они не поставили периметр. Вот эту, восточную, лучше всего.
Подхожу к неровно покрытой штукатуркой стене подвала. Нестерпимо горит не только рука, но и вся правая сторона тела. Я уже ничему не удивляюсь. И почему-то верю Скауту.
Дотрагиваюсь до шершавой, холодной поверхности. Я собираю все то, что скопилось у меня в подоле, что заполняет меня удушливой волной и не дает дышать. И резко выталкиваю из себя.
Меня зовут Пудель… В ушах стоит грохот. Горло забито пылью. Открываю глаза. Стены больше нет. Только бесформенные обломки и черное, звездное небо.
— Скорее, Пудель. Скорее. У меня здесь рядом байк.
За углом действительно припаркован байк. С виду очень дорогой. Надпись на никелированном боку: "Кавасаки".
— Где ты его взял, Скаут?
— Где взял… Где взял — там уже нету. Держись крепче, Пудель, — Гали протягивает мне кожаную куртку.
Глава вторая
Я — лучше!
Мы едем довольно долго. У меня изрядно вспотела голова в тяжелом шлеме и заломило руки, которыми я цепляюсь за Скаута.
Гали останавливает мотоцикл далеко за городом, среди давно брошенных складских помещений. У построенных без затей бетонных коробок — жалкий вид. Провалившиеся крыши, вырванные с мясом двери, ржавые потеки на фасаде.