– Хорошо, ей богу, хорошо!
– вырвалось у Егорина, когда Катя, закончив романс, быстро подошла к столу. Она жадно отпила полбокала шампанского. Шура смотрела на нее большими восторженными глазами, все еще находясь под обаянием пения.

Тапёр тихо перебирал клавиши.

– Ступайте, больше я петь не буду, - сказала Катя, устало откидываясь на спинку кресла.

Тапёр молча повиновался.

– Пойдем и мы с тобой, Шура!
– поднялся Егорин, - пройдемся по коридору.

Катя и Иван Семенович остались вдвоем.

– Эх, Катя!
– странным, точно не своим голосом заговорил Кочеров, если бы ты только захотела! Душу бы за тебя положил!

Девушка устало покачала головой.

– Опять за старое! Голубь ты мой, брось! Что себя расстраивать попусту...

– Люблю ведь я тебя, Катя, крепко люблю! Слово только одно - весь твой!

– Многие меня, голубь мой, любили, - грустно отозвалась Катя, многие по мне с ума сходили, еще там, в Москве, а где они теперь! И что со мной сталось! Была я когда-то звездой кафешантанной - на собственных рысаках каталась... А теперь! Все, милый мой, пройдет, все забудется!.. Давай выпьем лучше с горя!!!

13. СЕНЬКА КОЗЫРЬ У ТИХОЙ ПРИСТАНИ

Читатель, верно, помнит удивление, овладевшее Козырем при видевнезапно появившегося татарина.

– Откуда ты взялся?
– удивленно спросил он.

"Татарин" расхохотался.

– Что, не узнал? Приятель!

Козырь был окончательно сражен.

Что за притча!
– размышлял он, - по голосу, как будто Сашка, а с виду форменный татарин! Перенарядился он, что ли!

– Ну, гайда, теперь!
– скомандовал Сашка.
– Понравился тебе мой маскарад? Это, брат, мне необходимо, потому что в тот дом, куда мы сейчас пойдем, надо являться с осторожностью.

– Ну, брат, и штукарь ты, - покачал головой Козырь, - если бы ты не заговорил своим настоящим голосом, ей богу же, я бы не узнал!

– Здесь у меня, милый друг, - кивнул головой Александр, указывая на соседнюю комнату, целый склад всевозможных вещей и костюмов. Нечто вроде уборной артиста. Сегодня я татари-ном нарядился, а завтра, если понадобится, монахом буду. Так-то, брат!

Козырь почтительно слушал Александра и невольно перебирал в своей памяти все рассказы, которые ему приходилось слышать о ловкости и находчивости Сашки Пройди-света.

Когда они спускались вниз по лестнице, Александр обернулся к Семену и отрывисто произнес:

– Помни, Козырь, только одно: где ты был, что ты слышал - не видал, не знаю! Понял?

– Что ты, брат, разве я "первоучка" какой. Нешто я товарищеского обихода не знаю?

Внизу, в кухне их встретила старуха.

– Что это, батюшка, вы уже уходите?
– обратилась она к Александру.

– Уходим, уходим, Кузьмовна!
– ответил тот.
– Я к вечеру еще вернусь.

Они вышли во двор. Собака, было вновь загромыхала своей цепью, тявкнула раза два, но, узнав проходивших, смолкла и завиляла хвостом. Выйдя в переулок, Пройди-свет остановился и дал Козырю следующую инструкцию:

– Вот что, Семен, теперь ты иди по одной стороне улицы, а я пойду по другой. Не упускай меня из вида. В какой дом я зайду, туда и ты маленько погодя заходи.

Козырь молча кивнул головой.

Через полчаса ходьбы они вышли на одну из центральных улиц города. Здесь Козырю труд-нее стало следить за своим спутником. И улица была шире, и движение по ней больше... Алек-сандр же шел себе, не спеша, размахивая мешком, и время от времени однообразно покрикивая:

– Шурум нет ли! Старых вещей продавать!

Поровнявшись с одним большим двухэтажным домом в конце улицы, он остановился и поискал глазами Козыря. Заметив того на противоположной стороне, он слегка кивнул головой и нажал кнопку, под которой было написано: "звонок к дворнику". Минуты через три калитка была открыта и Александр вошел во двор.

Козырь, стоя на противоположной стороне улицы, видел все это и подождав несколько минут после того, как Александр вошел во двор, он в свою очередь последовал за ним.

Калитка была полуоткрыта. Во дворе около ворот Козыря встретили Александр и какой-то седенький сгорбленный старикашка.

– Вот, Иван Панфилыч, - заговорил Александр, указывая на Козыря, земляк мой, прошу любить и жаловать. Жить он у тебя будет, пока барин не приедет.

– Ладно, пуская живет, - равнодушно ответил Иван Панфилыч.

Козырь между тем, с любопытством оглядывал двор, где ему предстояло провести некоторое время в ожидании дальнейшего указания своего нового товарища.

Двор был большой, открытый, весь заросший травой, видно было, что здесь не появлялись экипажи, да и люди редко заходили. Задний фасад дома с облупившейся штукатуркой, старые надворные постройки, поросшие мхом - все это веяло запустением и мертвой тишиной.