Или играли в индейцев – наряжались кто как мог, выбирали Оцеолу, вождя семинолов, и ходили войной на белых. Когда во двор выходили погулять только девочки, мы прыгали со скакалкой: двое держали веревку длиной метрой 5 с ручками по обеим сторонам и крутили ее, в круг по очереди входили девочки и прыгали в крутящейся веревке. Это была сложная игра – нужно было быть очень ловким.

Девичьей компанией мы любили уединяться на пустыре. Выкапывали ямки в песке, запасались стеклами, цветами и выкладывали цветочные композиции, закрывая их затем стеклом и песком. Через некоторе время цветы засыхали и получалась картина-гербарий. Мы ставили опознавательные знаки наших “секретов”, так называлась игра, расчищали песок и любовались нашими “произведениями искусства”.

По весне на пустыре ломался лед и текли мелкие ручейки. Мы делали кораблики и пускали их по воде, следя за движением. Во дворе были и свои хулиганы. Небольшая группа пацанов из неблагополучных семей развлекалась, привязывая консервные банки к хвостам кошек. Кошки сходили с ума от грохота и носились по пустырю, как угорелые. Мы с хулиганами не водились и спасали кошек.

Однажды мы играли во дворе. Подъехала машина скорой помощи. Остановилась возле нашего подъезда. Из машины вышли двое санитаров и вошли в подъезд. Я перестала играть, остановилась и смотрела. У меня уже было плохое предчувствие. Минут через 15 санитары вышли из подъезда, ведя под руки моего отца. На нем была надета смирительная рубашка. Мать опять вызвала санитаров. Отца увезли в сумасшедший дом. Я вернулась к игре. Но настроения уже не было. Весь двор знал, что время от времени моего отца помещали в дурдом. Но никто ни разу из моих друзей не сказал мне ни слова. Я носила эту боль глубоко в сердце.

В 5-м классе мы присматривались друг к другу. Устанавливались первые симпатии. Прямых антипатий не было. Рассаживались по партам по принципу симпатии. Я села за парту с Таней Крайко, справа, рядом с гардеробом. Таня жила недалеко, я часто бывала у них дома, мы с ней сильно сдружились. Впоследствии она стала инженером по строительству мостов и тоннелей. Сзади меня села Лена Фадеева, она была сильна в математике. После школы окончила Радиотехнический Институт по специальности АСУ и осталась там преподавать.У окна слева сидела еще одна Таня, Агейченко, она тоже была сильна в математике и после школы окончила физико-математический факультет. Сидела она с Наташей, мы с ней соревновались в беге. Перед ними сидела еще одна Таня, Галицкая, – она стала врачом.

Так мы сколотили интеллектуальный костяк класса, в который вошли в основном девочки, но мы взяли туда и пару мальчиков. В классе был положительный менталитет, и мы всецело отдались изучению наук. Среди учеников в классе не было интереса к социальному положению родителей. Родители моих подруг были инженерами, мать еще одной девочки, как и моя, работала на телевидении. Несколько детей были из неблагополучных семей, мы об этом знали, но отношения со всеми были дружескими. Буллизма не было. Так прошло 5 лет.

Иногда мы собирались на квартире у нашего товарища. Он жил напротив школы в доме, где и моя подруга, на первом этаже. У Игоря, единственного в классе, был собственный бобинный магнитофон, и у него мы могли слушать только что появившиеся записи «Битлз». Мне они очень нравились. Это была совершенно другая музыка – свободная, интеллигентная, она шла из души, сердца и разума.

Шел 1968-й год…Мы слушали музыку и играли в дурацкую игру, которая называлась “бутылочка”: все садились в круг, кто-то крутил бутылку от шампанского и та пара, на которую выпадало направление бутылки, должна была уединяться в другой комнате и целоваться. Мне эта игра не нравилась, поэтому заявила, что целоваться ни с кем не собираюсь. Все это были невинные возрастные игры.

С учителями нам повезло. Это были профессионалы, которые будили в нас интерес к познаванию. Школа была с профессиональным уклоном и давала основы навыков, необходимых каждому в жизни: девочки проходили уроки кройки, шитья и кулинарии, мальчики знакомились с основами слесарного, столярного и электрического дела. Часто мы, девочки, перенимали “опыт” у мальчиков, познавая азы их уроков или приглашали на обед, который готовили своими руками. Физическое обучение было поставлено на высоком уровне. Занимались с нами два преподавателя, и оба были еврейского происхождения: Лев Семенович Шейнкман и Марк Абрамович Перлин. Именно они привили нам любовь к спорту, который стал частью моей жизни, и моих одноклассников, думаю, тоже. В классе тут же определились лидеры в легкой атлетике – это были мои подруги Лена, Наташа и я. Мы были стайерами. Бегали также в лыжных гонках за городом. А как приятно было получить чашку горячего кофе из рук физвоспитателей после лыжной гонки! Они же водили нас в бассейн и привили, по всяком случае мне, любовь к плаванию на всю жизнь.

Преподавательский состав в школе был в основном женский. Был еще один мужчина, учитель пения. Его звали Валерий Иванович. Он приходил на уроки с баяном и внешним видом чем-то напоминал Элвиса Пресли. Вскорости наш девичий коллектив объединился вокруг него. Мы собирались в столовой, где также стояло пианино, и “отрабатывали” русские романсы.

В этом же помещении столовой иногда устраивали школьные вечера. В зале звучала медленная музыка, в основном вальсы и танго, иногда ставили что-то быстрое в стиле твиста, но музыка в стиле “Битлз” официально не приветствовалась. Девочки выстраивались вдоль одной стены, мальчики – вдоль другой. С первыми звуками музыки мальчики медленно двигались через весь зал в сторону девочек и выбирали, кого пригласить на танец. Я не любила эти вечера, не любила стоять вдоль стены и ждать, когда тебя выберут, и не ходила на них.

Почти у всех девочек в классе за плечами было 7-летнее музыкальное образование, с 7 до 14 лет. Я посещала музыкальную школу во Дворце Профсоюзов. Это было старое здание в стиле барокко с множеством огромных залов, окрашенных в нежные пастельные тона голубого и розового цвета, с потолками высотой около 5 метров и орнаментальной лепкой. Уроки музыки стоили немного, 7 рублей в месяц, и практически каждый мог позволить платить такую сумму за обучение.Мне не особо нравилось учиться играть на фортепьяно, возможно, мне не повезло с учителем, возможно, виной была моя домашняя ситуация – я чувствовала себя «обледеневшей» и замкнутой внутри домашних проблем, и чтобы вышла наружу моя истинная натура должно было пройти много времени.