Я так и не нашла моего полуметрового омара, подаренного мне другом семьи, капитаном дальнего плавания из Таллинна дядей Мишей. Он привез мне его в подарок из Карибского моря, когда я после школы выбрала специальность биолога…

Я так и не нашла моего огромного краба, привезенного из экспедиции на Камчатку и подаренного моими коллегами-биологами…

Эти великолепные экземпляры были моими реликвиями, символом моей любви к Биологии…

Мы выкупили долю сестры. 30-летнему кошмару был положен конец. Вот так из маленькой девочки, для воспитания которой мать не нашла времени, выросла безнаказанная, наглая, деструктивная личность.

Проблем было с гору, и я все переносила мой визит к коллегам в Центр Биоресурсов НАН Беларуси…

У меня на столе лежит небольшой камень с блестящими и гранатовыми вкраплениями темно-кровавого цвета. Я смотрю на него каждый день и не могу нарадоваться. Это подарок моего коллеги Юры Гигиняка, участника 4-х Антарктических экспедиций, моего первого учителя в гидробиологии. Он привез этот камень из Антарктиды.

Август 1973–12 лет, 1968 – Школа № 63 – Деревня – Южный Берег Крыма, Мисхор-Кореиз – Телевидение – Болезнь матери и снятие с работы – Экзамены в Университет – Поиски работы – Дача – Таллинн – Последние 12 лет жизни моего отца – Дело № – “Опасное наследие” – Письмо Путину – Куропаты, 1937, 80 лет спустя – Исторические факты – Раскопки в Куропатах – Данные и цифры – Новая версия старого дела – В поисках “польского следа” – Политические репрессии в Беларуси – Реабилитация

Аудитория с видом на площадь Ленина. Из окна видны Дом Правительства и Костел. Идут приемные экзамены на факультет биологии Минского Университета. Первый экзамен – сочинение. Тема о войне. Пишу о жизни поэта Мусы Джалиля. Записки из немецких застенков, из Моабитской тетради, переданной через товарищей на родину перед казнью. Цитирую по памяти отрывки из стихов. Один из них – щемящий душу крик погибающего в фашистской тюрьме поэта, крик о его двух маленьких дочерях… Крик, полный любви и боли за их судьбу… Получаю «отлично», высший бал.

Мне 12 лет. 1968 год. Лежу в кровати в проходной комнате в старой хрущевской квартире по улице Кедышко. У меня высокая температура. Болею. Кажется, корью. В основном сплю. Иногда просыпаюсь от шума. Дверь открылась, и я опять проснулась. Это отец пришел с работы на обед. Слышу, что он не один, а с коллегой. Они проходят на кухню и громко о чем-то беседуют. Возможно, мне только кажется, что громко – у меня высокая температура. На меня не обращают внимания, и я вновь засыпаю, размышляя сквозь сон. О том, почему у меня ТАКОЙ ОТЕЦ. У всех отцы как отцы, обычные или знаменитые. Я моего отца стесняюсь.

Дома у нас напряженная обстановка. Сестра еще маленькая, ей только 8, она вряд ли что-то понимает. Я окончила начальную школу и перешла в 5-й класс. О начальной школе мало что помню, помимо того, что мы учились каллиграфии и с моего пера часто капали чернила, получались кляксы, я пыталась их выводить, но оставались пятна, и классная руководительница, Антонина Ильинична Воля, снижала мне за это отметки. Антонина Ильинична хромала на одну ногу и ходила с палочкой. Она мне не очень нравилась – была слишком строгой. Но особенно мне не нравилось, что, когда мы приходили к ней домой, а жили всего в нескольких домах друг от друга, да и школа была в 2-х минутах ходьбы, – она очень грубо обходилась со своей старой матерью, не взирая на то, что в доме были ученики. Это мне особенно врезалось в память. Но, вероятно, у нее на это были свои причины.

В 5-м классе все было по-другому. Нас расформировали, в класс пришли новые ученики, нам дали нового классного руководителя, звали ее Людмила Савельевна Коляда, и по каждому предмету были разные преподаватели. В начальной школе я толком не понимала, нравилось ли мне учиться, и что конкретно нравилось. Я любила спускаться в подвал, где размещался маленький школьный магазинчик. В нем продавали бумагу, перья, чернила и разные канцелярские принадлежности. В магазинчике от новой чистой бумаги исходил особый запах. Этот запах белой бумаги, на которой еще ничего не написано, и привлекал меня…

В начальной школе я часто оставалась в продленке – там можно было спокойно делать уроки, и там кормили. Материально мы жили хорошо, намного лучше других, насколько я могла судить своим 12-летним умом… Но мне не хотелось идти домой. Дома было тяжело.

В 5-м классе продленка закончилась, уроки приходилось делать дома. Поэтому я старалась сделать их как можно быстрее. Мы жили на 1-м этаже, и друзья звали меня с улицы «погулять». Я говорила матери, что все сделала и с индейским криком выбегала на улицу. На улице у нас было множество занятий. Мы любили играть в классики – чертили на асфальте квадраты, нумеровали их и прыгали на одной ноге. Или в прятки: кто-то один закрывал глаза и считал до ста, а другие в это время прятались, потом этот кто-то открывал глаза и шел на поиски. Мы жили в массиве хрущевских домов. Все они стояли параллельно друг другу с расстоянием в 50 метров. Перед каждым подъездом был разбит палисадник с цветами и кустами, где росли флоксы, космеа, ромашки, изредка деревья. Забора не было. Слева была улица Кедышко, справа – пустырь в стиле Невады.