Мераб стал возвращаться, а ему навстречу, раскидав перед этим упавший столик и стулья, сунулись, оскалившись, два других зверька. С выбритыми висками, с хохолками волос на макушках и с перепачканными яростью детскими лицами. Отдыхающие в этом месте аллеи, предусмотрительно расступились на стороны, образовалось пространство – бойцовский ринг, не иначе! Оба зверька кинулись на Мераба, но мегрел в этот момент резко присел и, словно мышь в щель, просунулся между парнями и встал уже за их спинами. Как только они сообразили, что произошло, тут же развернулись к Мерабу, а тот, раскинув руки по сторонам, так же резко ударил ладонями зверьков в район их бритых висков – пронзительно вскрикнув и обхватив руками головы, они тут же рухнули перед ним на колени…

Я знал, чья рука ухватила меня за плечо, чтобы освободить себе дорогу – тут же развернулся и оттолкнул от себя вожака зверьков. Не знаю (не уверен), узнал ли он меня, только его непроницаемые и холодные глаза на меня не подействовали. И со вторым своим ударом он опоздал – я был выше вожака и мой удар ему в челюсть прилетел сверху вниз. Сначала он присел, потом его тело развернуло, и отрешенное лицо ткнулось в траву. Коричневые сандалии на ногах выразили амплитуду непроизвольного сокращения мышц – это был нокаут от Станислафа…

От Автора.

Сирены полицейского машины и автомобиля скорой медицинской помощи, заглушая одна другую, были уже совсем рядом. Мерабу сразу же предложили зайти в один из баров – спрятаться и пересидеть возможные неприятности, но мегрел в охотку пил свое пиво из высокого бокала, а свободной рукой приглаживал суховатые и рыжеватого оттенка скулы, хитровато щурясь на солнышке. Перед ним в том же положении, на коленях, тряся головами от помрачения, стояли два зверька и по-детски стонали – наверняка, им было больно и жутко. Подняться они не могли – как так ударил Мераб, что их сковало, оставалось для всех и загадкой, и божьим, наверное, откровением или даже возмездием. Чтобы не упасть, зверьки опирались то на одну руку, то на другую, и всякий раз, делая так, их ладони ложились на свои же плевки. …Охота зла окончена – душа Станислаф получил ответы на свои вопросы!

Подошел полицейский патруль – словно с обложки глянцевого журнала мод на твердь аллеи ступили Йонас и Эгле. Таких красивых полицейских никто и никогда еще не видел. Шикарно стройным и женственным телом Эгле вызвала в мужчинах бурю страстей и единственное желание: позволить надеть на себя наручники и увести себя в мир блаженств, он, голубоглазый Йонас, сбил женщинам дыхание и опоил томной и сладкой грустью…

Мераба увели – всем его было жалко, но уводили его не полицейские, а что-то прекрасное, чего всем всегда не хватает и что даже зримо, только проживается в мечтах и снах. И то – не часто, как бы того всем хотелось.

Лика в одеждах работника службы скорой и неотложной помощи, привела в чувства вожака зверьков одним лишь прикосновением руки к бритой голове – губы разбиты в кровь, тело едва-едва шевелилось, а голос прорывался наружу с хрипом и стоном. Марта в зеленом колпаке хирурга, но в красном костюме с темно-синими отделочными деталями и шевроном «Швидка медична допомога» в районе сердца, выводила из прострации двух зверьков. К этому времени их, общими усилиями, усадили на стулья, которые они пятью минутами ранее, раскидали по сторонам, не озаботившись при этом тем, что вокруг случайные и ни в чем перед ними не виноватые люди. Подростки что-то невнятное бубнили, их, чуть ли не плачущие, взгляды искали сострадание, но его и близко не было!

Душа Станислаф протиснулся сквозь толпу и направился к дороге, где остановилась «скорая» и полицейская Toyota Prius. На месте водителя микроавтобуса горбился двухметровый малаец в такой же красной спецодежде, в какую были одеты Лика и Марта. Вскоре они вернулись и два автомобиля, не включая проблесковые маячки и сирены, покатили вниз, вдоль шумной и пестрой аллеи – в направлении городской поликлиники, где в середине декабря 2018 года Станислафу выписали направление …к самому Дьяволу!

Частные дома и дворики, похожие один на другой, до боли были ему знакомы. Фасадная краска на стенах разная, а так – что клавиши фортепиано: у каждой свой звук, а у дома – своя музыка жизни. Неповторимая в звучании голосов и ударов сердец. Равно как не бывает одного и того смеха, крика и слез. Может быть, поэтому и слышал душа Станислаф голоса из забвения снова: «Ой, догоню-догоню сейчас! Ой, зацелую-зацелую, Станика!» …, … «Это не «си», Станислав, не «си»! Ну, когда же ты запомнишь, малыш?! – «А Вы, Роза Львовна, когда запомните, что меня зовут не Станислав-в-в, а Ста-ни-слаф-ф-ф! И ударение – на «и»!» …

Откровенную душу душили слезы, взгляд цеплялся за изгороди, за углы домов, за кудрявые вишни, за зеленоглазые и розовощекие яблони, но земная реальность за окном фургона лишь пробегала мимо…

…А вот и поликлиника – душа Станислаф тут же развернулся к Марте, чтобы не расплакаться, как девчонка. Она взяла его дрожащие руки, поднесла к сомкнутым губам – минута-другая и горечь отпустит душу. Только ее место займет тоска по сестре Неле. Ведь у Станислафа была сестра по отцу. Как же они с Мартой похожи! Нет, не внешностью, хотя обе красивы и умны. Неля старше Марты – ей сейчас сорок, а похожи одной чертой характеров: искренностью.