– Не нужен нам никто! Закрой лабиринт!

Взгляд Марты спросил у меня: нужны или не нужны? Меня же заботило другое: почему ничего неизвестно о нулевом уровне, и главное – как на него выйти?

Я закрыл глаза и переместил всех на Детский пляж Геническа.

Семилетним Станислаф ступил на этот жесткий сероватый песок, прикипел мной, своей душой, к мягкому бирюзовому морю, пять лет прожил как геничанин и как одного из них его тело предали земле на берегу озера Сиваш, что в девяти километрах отсюда.

Отсюда я и начну путь – снова на Землю. Хотелось, чтобы земная удача не повернулась ко мне спиной хотя бы в этот раз. Только не о везении речь: родиться человеком – вот это настоящее везение! И мне повезло быть Станислафом Радомским, пусть и недолго с его телом мы были едины в проявлениях интеллекта. И все же, все же… А его ранимость, – ведь это какая глубинная чувственность! То же самое, что глубина ума. А он, помню, корил себя за то, что не мог взять в толк: что от чего нужно отделять, чтобы измерить глубину своего ума? Ведь для него все было и главным, и необходимым – таков его возраст! И в этом возрасте мне нужно пройти лабиринт и провести по нему доверившиеся мне души. Интуитивно ничего не предугадывалось, кроме того, что чувственная энергия – выход на нулевой уровень.

Осеннее Азовское море, на отмелях светло-серое, где глубже – синее, еще с восторгом купало людей, но вид пляжа свидетельствовал о закрытии летнего сезона. Поэтому, я и переместил души в сентябрь, чтобы ничего их не отвлекало в лабиринте.

Чувствования подтолкнут к мысли, а она проникновенна, что и даст нам возможность, вглядываясь каждый в себя и не в последнюю очередь для того, чтобы не сгореть, продвигаться лабиринтом к нулевому уровню. Мы ведь перемещались из одного воображения в другое, иное дело – шли, куда и зачем? Теперь и куда, и зачем не могут быть прежними.

Подошли Марта и Лика.

– Есть идея! – сообщила Марта, и махнула рукой Нордину и Мерабу, чтобы те подошли.

Мераб дал понять – без него, но добродушный нрав малайца давно угас и, прихватив мегрела за плечи, он подвел его к нам. А Лика обратилась к Мерабу все тем же ровным голосом:

– Я – душа Лика Габелия! Определись, наконец, кто ты: душа Мераб Габелия, или – кто?

Воин, с ног до головы в черных одеждах, тут же вскинул руку, только в это раз сорвал со своего лица повязку и ответил коротким сдавленным стоном. Его глаза, полные слез, лишь добавили всем нам тягостных чувствований, и понадобилось время, чтобы унять эту боль и горечь.

Труднее всех пришлось Агне – накатила истерия, и она стала надсадно кричать, что никого больше не хочет ни слышать, ни видеть, хочет домой, в белый-пребелый домик в Вильнюсе. «Я ухожу от вас!» – вопила она, надрывно рыдая, а я, дождавшись момента, когда Агне могла меня слышать, сказал ей, что теперь это невозможно: я закрыл вход в лабиринт, как она и просила.

Марта с Ликой предложили образовать энергетический круг, чтобы чувственное нечто в нас себя проявило. Что бы это ни было, полагали они, оно выйдет наружу и станет для нас осязаемым. По-другому и быть не может, так как оно гораздо больше объема наших чувствований и, тем более, постоянно в нас растет. Возможно, что оно и поведет нас лабиринтом воображений, или что-то откроется нам всем, чего мы еще не знаем, но момент это узнать – настал, возможно!

Идея энергетического круга вызвала в нас массу предположений и догадок. Память выдала картины, преимущественно, из фильмов, но сюжеты, разумеется, постановочные. Мы же – не актеры, и не знали, чем все закончится. Неизвестность не могла нас напугать, лишь откровение ее для нас, всех, было очевидным, потому и томило.

От Автора.

Подходила к концу история каждой души в Вечности. А сколько их всего еще будет? Бесконечно много! Только эта – первая и последняя, в которой шесть душ встретились и, открывшись одна другой, пережили вместе самые сложные и мучительно-неприятные земные чувствования. Личная трагедия стала частью общей, равно как страдания душ слились в ручеек человеческой боли, но какая это безмерная боль! Да и ручей – пламень, выжигающий в глубину. И без разницы, узок ручей или широк – боль все глубже проваливается вовнутрь души, и она становится безбрежностью страданий и тоски. А ручейков-то не счесть, и все, переполненные от переживаний, несут эту боль снова на Землю. Круговорот боли? Похоже, что так. …Похоже, что страдания действительно включают человеку мозги! Но, если это так на самом деле, тогда человеческая жизнь – это побег тела от души, чего не может быть. Лишь душа способна покидать тело, значит, и жить человек должен по-другому. Но как, …как именно человек должен научиться жить, чтобы не страдать? Чтобы в окна его дома перестала заглядывать смерть, а двери не открывало горе, оставляя их открытыми?.. Ах, Марта-Марта, зачем ты это сказала?..

А Марта стоял рядом, и не сводила с меня глаз. И еще яркие, нежные и мягкие краски осеннего дня были ей к лицу. Дождавшись моего взгляда, она взяла меня за руки – если бы не сейчас, я закрыл бы глаза, но!..

– Я не хочу с тобой расставаться, душа Станислаф! – призналась она, поднося мои пальцы к своим горячим губам и целуя их у всех на виду.

Ее глаза, казалось, любовались мной, а голос плакал в груди, сбиваясь на всхлипывания от досады. Я ощущал то же самое, что и она: благодарность за чувственную нежность и банальную жалость к себе – сказка обоюдной страсти прочитана второпях. Страсть, может, и шальная, да что оттого, если у чувств, как их не назови, не могло быть продолжения в развитии. У торгового киоска, что синел в десяти шагах от нас, я прощался с Катей, она так же, по-детски, всхлипывала от досады на шальном ветру, теперь – Марта, и я несчастен по-прежнему, не меньше, чем они. И то же море рядом, тот же горизонт вдали, только в этот раз мне было абсолютно все равно, кто с кем целуется: море на горизонте с небом, или море и небо с горизонтом?

Понимая непредсказуемость последствий от образования энергетического круга, а мы обязаны были пойти на это, чтобы не топтаться в Вечности на своих же чувствованиях, мы вглядывались друг в друга и прощались, гримасничая, как можно бодрее – так, на тот самый случай, если вселенское Нечто в нас лишит сознания всех и сразу. И этот круг образовался сам собой, осталось только его замкнуть, взявшись за руки.

Правда, Агне все еще сидела на песке, обхватив руками колени, и грозилась уйти от нас – мы все ее слушали, но только лишь потому, что проживали вечное: встречу и разлуку. Марта, не сдерживая себя, рыдала у меня на груди, обхватив меня так, будто могла врасти в мое воображаемое тело. Я же глотал слезы и вдыхал запах ее ржаных волос. Мераб, наконец, пал перед Ликой – воин сдался на милость победителю, а она, глядя в небо, отдала ему свои руки для прощения и прощания. Нордин отыскал в песке гладкий камушек, подкинул его на ладони и запустил над морем – один, два, три, четыре, пять!..