Шрифт:
Судимые тени первыми поняли, что они тут не ко времени – и сгинули, когда Психопомп был на полпути к моему трону. Персефона взглянула на брата с тревогой и поднялась.
– Я распоряжусь, чтобы подали нектара и горячего вина с травами.
Опередив ее, исчез Танат. Свита растворялась, не ожидая даже моего безмолвного приказа. Гелло отсылать не стал: тот, шебурша крыльями, затаился где-то у золотого трона.
Впервые мне настолько не хотелось слышать вести, что я прибег к вежливости.
– Присядь. Вижу, ты проделал трудный путь. Не хочешь ли сперва совершить омовение и подкрепиться, а уж потом изложить мне то, с чем явился?
– После, Щедрый Дарами, – племянник улыбнулся мертвой, выжженной изнутри улыбкой. Опустился на явившееся из ниоткуда сидение, пригубил пряное вино, поднесенное робкой тенью. – Вестник должен… носить вести. Знаешь, люди придумали казнить гонцов за дурные послания. А ты бы… напряг свою фантазию, дядя. Все знают, что она у тебя богатая – хоть на Сизифа и Тантала взглянуть… но для меня нужно что-то особенное.
– На их месте я казнил бы гонцов не за дурные вести, а за медлительность.
Гермес пропустил намек мимо ушей и с видимым наслаждением потянул вино.
– Возвращаю взятое, – опустил на мраморные плиты хтоний. – Без него меня бы как Крона – на кусочки…
Смешок, начисто лишенный веселья, странно зазвенел о бронзу зала. Я ждал.
Вести. Слова.
Угадывая весть и зная слово.
– Флегры.
И тут оно включилось. Давно забытое тиканье в венах: «Будет. Будет. Будет».
«…легры… гры-хы!» – злорадно раскатил Тартар.
– Мать-Гея…вновь пробудилась. Заплодоносила. Родила.
Конечно. Что еще может быть ее проклятием? Она умеет только рожать, в том числе и на погибель…
– Кого же? Великанов? Титанов? Бога?
– Новую расу. Вышли в свет… Юнцы этого мира, новое поколение от плоти ее… Себя они называют Гигантами – трепещешь, дядя?
– Видел их?
– Еще и как. Несколько дней там проторчал, лучше б сразу – на Олимп… – Гермес перекачивал в себя вино с такой скоростью, что рисковал уснуть на полуслове. – Самый здоровый – с пол-Тифона где-то…а есть и помельче – с меня, скажем. И по ужасу – разные…все больше косматые, шерстистые такие, знаешь… руки – во! От пояса и ниже тела змеиные. Правда, там есть еще и с крыльями, и с козлиными ногами… разнообразие…
Смешок уже не был мертвым. Просто истерическим.
– И?
– А ничего. Я говорю, сидел там пять… четыре… шесть? Не помню, сколько там сидел. Хотел понять – что они за проклятие на нас такое? Ведь и голов – по одной штуке… ну, почти у всех… И рук не по сто. Ну, палицы, мечи – так ведь это мы все уже видали! Пару перунов отцовских на них – да и все, кажется! А только есть в них какая-то жуть… к одному подлетел и чувствую…
Рука Гермеса промахнулась и легла не на чашу – в пустое место. Чашу, повинуясь моему взгляду, только что утащила подальше пугливая тень. Посланец надулся и обиженно засопел.
Да он точно не в себе. Нашел, на кого обижаться.
– Что чувствуешь?
– Холод в затылок. И перед глазами – дорога: пойдешь по ней, а возврата нет. И сердце замирает: вот если он меня сейчас увидит! Унюхает под шлемом! Тогда конец, а почему конец – не знаю. Это смерть. Это в них… отцовская кровь играет.
И тогда с опозданием я понял, что забыл задать самый главный вопрос.
Гекатонхейров и циклопов Гея породила сама – от беспредельной мощи, как и Урана. Титаны, с которыми мы справились лишь с помощью Сторуких, были порождены от Урана – сына Геи.
И если она хотела послать нам свое проклятие…
– Кто отец?
Гермес вдруг уставился на меня так, будто видел впервые.
– А ведь ты с ним близко знаком, – протянул задумчиво. – Он ведь твой… как это – подданный? Или просто у тебя в царстве жилье снимает? Хотя нет, он же тут был еще до тебя…
Я уже не слушал его – зажмурился, стараясь убежать от хохота, который глушил, колебал мой мир, прорывался из черных недр…
Тартар.
Сказание 7. О новых саженцах и лекарствах от болезней
И вот в Тартар-тартарары
Лечу стремглав, вдыхая холод
Непоправимого конца,
Игры проигранной до праха,
И нет, как нет у мертвеца,
Во мне сомнения и страха.
Н. Туроверов.
– Зря проклинаешь. У меня и без того никогда не будет детей.
На моей свадьбе они провозглашали тосты. За союз увядания и возрождения. Пустоты и наполненности. Небытия и бытия.