Плюс Мира. Странная Мира, которая ни то, ни другое. Но что-то среднее, или наоборот — большее. И которая каким-то образом связана с Аданом.

Вчера его будто осенило, когда они сидели на скале под солнцем Бэара. Он что-то вспомнил, бросился в Тмиор только затем, чтобы тут же помчаться дальше. Понял связь? Скорее всего.

— Это не эволюция. Это старый эксперимент, — сказал Ллэр.

Роми моргнула. Надо же как задумалась, почти забыла, где и с кем находится!

— Эксперимент?

Ллэр кивнул, ожидая продолжения реакции. Роми сглотнула. Обойдёшься.

— Кто такие доа? — вместо ответа спросила она.

— Инициаторы.

— Инициаторы? — она задумалась. — Хочешь сказать… наши предки? Истинные основатели?

— «Истинные основатели»! — передразнил Ллэр. — Какое громкое название… Истинные… Не было никаких Основателей, Ромиль. Черт вас разберёт, зачем вы себя так обозвали… Название «Песочница» возникло не потому, что там резвятся ваши дети, а потому что там резвились вы сами. Выросли, возмужали, и вам надоело. Вы захотели больше. Но ничего вы никогда не основывали… Никакими первоистоками не ворочали. Да, могли летать, лечить и молнии глазами пускать. Да, черпали энергию у небесных светил… Но это всё! Доа — самая древняя раса из известных, из живущих по ту сторону. Их почти не осталось, а те, что остались — далеко не ровня своим предкам. Но среди них встречаются… интересные личности. Вы… мы — следующая ступень. Но ступень другого уровня, шаг — который был вызван искусственно, и поэтому нам нет открытого хода туда. В Песочницу.

— Ты… Откуда ты всего этого… — с сомнением проговорила Роми.

— Нахватался? С людьми разговаривал. Книжки умные читал. Ты знаешь, это всё есть в библиотеке. Ну, не всё, конечно. Но многое. Начал проверять. Сверять. У меня было достаточно времени… Вы верите в то, что раньше солнце было бледнее, ваша связь — тоньше, а приливы Моря Истока позволяли создать связь между атради и звездами Песочницы. Кто-то считает миры той стороны вашими детьми, которых вы должны были оберегать, но кто-то вас наказал… Но у вас даже нет ни одного свидетельства, что это действительно было так. Самый древний атради и тот не помнит, чтобы когда-то было иначе. И не факт, что он самый древний!

— Ты нашел Самара?

— Ага. Поразительно, чего можно достичь, имея в руках вечность и упрямство.

Долгая жизнь отнимает способность испытывать чувство неожиданности. Привыкаешь к тому, что рано или поздно произойдёт все, что угодно. Потому что времени не просто много — оно бесконечно, и то, что кажется невозможным сейчас, будет доступно через тысячу лет. А потом начинаешь думать, что всё уже было, что всё уже видели, всё пережили. И новые чувства на самом деле просто хорошо забытые старые, и тоже будут вскоре забыты. Проходит время, и так и случается. Как там говорят? Все пройдёт — пройдёт и это.

Так зачем чувствовать? Зачем удивляться, зачем переживать… Зачем что-то создавать? Пусть этим занимаются другие. Те, чья жизнь быстротечна…

Такие неправильные чувства и мысли — такие привычные для атради. И всё же… далеко не всех они затронули. Многие продолжают жить, делают вид, что им столько лет, на сколько они выглядят, год за годом, век за веком обманывают себя и окружающих, путешествуют по Зрелым мирам, высовывают нос в Песочницу, чтобы быстро оттуда сбежать… Верят, что раньше были способны на большее. Но не в то, что их создали другие, такие же, как когда-то они сами, смертные.

— Эксперимент? Не верю…

— Твоё право.

— Кто-то так хотел бессмертия, что был согласен на клетку?

— Подозреваю, клетка всё же случайность. Побочный эффект. Тебе никогда не приходило в голову, почему Тмиор — такой? Почему в этой Вселенной больше нет ни одной населенной планеты?

— Сейчас ты скажешь, что это искусственно созданная Вселенная, — Роми недоверчиво покачала головой.

— Вряд ли созданная. Скорее — изменённая.

— Вся Вселенная? Ллэр, правда? Если кто-то способен на такое… Бессмертие для них должно быть пройденным этапом. А максимум, что этот кто-то мог получить — вечная жизнь. Больше в нашем существовании нет ничего ценного. У тебя есть хоть какие-то доказательства твоей теории?

— Доброе утро! — за спиной послышался голос Адана. Роми обернулась. Он стоял в метре от них, уже в другой одежде — в светлых джинсах и голубой рубашке с небрежно закатанными чуть выше локтя рукавами. На мгновение задержался на Роми взглядом, ухмыльнулся, скользнув глазами по фигуре снизу вверх, потом развернулся к Ллэру. — Надеюсь, не помешал, и нам всё ещё по пути, потому что надо поговорить. Серьезно поговорить.

Уже много лет она не просыпалась вот так. Когда не надо куда-то идти, а для этого быстро вскакивать с постели. И не потому что там, где угораздило остаться на эту ночь, кому-то куда пора, а значит, и ей тоже придется уйти.

Проснуться от того, что выспалась, никуда не торопиться. И лежать, вытянувшись на приятно пахнущих цветами простынях в мягкой, удобной кровати. Уставиться в потолок, погруженный в полумрак, лениво разглядывать каждый сантиметр, каждый уголок. Слушать тишину, забыть о времени, как будто впереди вечность. Бесконечное количество секунд, минут, часов, дней. Может быть, даже лет.

И думать только о том, что доставляет удовольствие.

Например, о том, что вчера совсем рядом сидел Ллэр. И если заставить себя дотянуться до подушки, то можно почувствовать его запах. Можно даже уткнуться в неё, вдохнуть и ощутить снова ту самую горячую волну, пробегающую по телу и накрывающую с головой. Вспомнить обжигающие прикосновения его пальцев. А потом представить его глаза, серые, удивительные, безумные, потрясающие, когда он смотрит в упор и ухмыляется. И вновь поддаться непонятному, пугающему и манящему влечению, над которым разум не властен. Почти вскочить, броситься на зов, не понимая куда, потом, чуть ли не в последнюю секунду удержаться, остаться неподвижной, вжаться в упругий матрас. И закусив губу, мечтать, что может случиться, если позволить себе потерять контроль и не противиться больше охватывающему чувству, так не похожему ни на что, что она испытывала когда-либо раньше.