— Жесть. — Не выдержал я, подводя итог вечера. — Не жизнь — каша.

— Только соленая и перловая… — Скривился барон, и я с ним согласился: ненавижу перловую кашу!

Таская ложками варенье прямо из банки, как маленькие дети, мы сидели друг напротив друга, решая странную задачу, решения которой просто не виделось, в свете всех фактов. Оставалась надежда, что полковник вымрет раньше, чем отправит требование о помощи или замене "крутильных белок". Или еще на какое, чудо.

— Полковник дважды обещал отпустить на охоту, особо старательных. — Курт облизал ложку, любуясь отблесками свеч, горящих на столе. — Обманул, собака!

— Ага. — Словно сомнамбула, кивнул я. — Собака, значит, обещал… Ага-ага. А как он хотел вас отпустить на охоту, случайно не сообщал? Пропустить через "крышу" или, все-же, где-то есть проход?

Громкое бурчание моего живота прервало нашу, очень конструктивную, беседу.

Ничего не поделаешь — масса сказывается. Да, плюс у бывшего владельца был откровенно слабый живот: одно нажатие и сиди себе, спокойно…

Разведя руками, покинул гостиную, надеясь на уединение.

Ага. Наивный.

Варенье для "похудения", в том количестве, что мы оприходовали на две морды, "похудило" нас очень сильно.

Бен смеялся и принюхивался, обзывался на нас и тыкал пальцами, грозясь все рассказать мастеру Сибатси.

Вот, гарантирую, если быстро оправлюсь, остатки варенья скормлю Бену!

Дав себе зарок, вновь скрылся за дверями богоугодного заведения.

Так и ночь промелькнула, незаметно за хлопотами и перемещениями.

Морпех отлично выспался и теперь старательно наворачивал завтрак, похихикивая над нашими, с оборотнем, красными от недосыпа, глазами.

Теперь я просто обязан скормить ему это варенье!

— Полковник идет на поправку. — Бен перешел к делу сразу, становясь предельно серьезным. — Уже завтра он вполне сможет наведаться к нам в гости и разнести здесь все, ко всем матерям, богам и редким видам животных. С берегом связи пока не было, но будет либо сегодня вечером, либо — завтра с утра. Тьяма предупредила, что отец безмерно зол и досталось им обеим…

— Не хрен "налево" ходить! — Скривился я, изучая так и вылазящие волосы: не смотря на все попытки шевелюру спасти, умные волосы покидали дурную голову. Придется бриться на лысо… — Валить надо было, сразу. За рога и мордой к спине!

— Задним умом… — Морпех почесал бровь. — Ну, не могу я так, Олег, не могу!

— Тогда будем бегать. — Я тоже начал заводиться. — Есть варианты, куда бежать будем? К Алексу? В заброшенные города? Или в деревню, в глушь? Бен?

— Будем бегать… — Пожал плечами морпех, признавая свое поражение еще до сражения. — Завтра, сперва тебя вывезу, а потом вернусь за Куртом.

Не давая мне возразить, Аркан встал со своего места и скрылся в собственной спальне, плотно закрыв за собой дверь.

Молча.

Неприятно отдавать свой собственный, обжитой дом, на разруху и ветшание. И запасы, натасканные с упорством "белкохомяка", оставлять жаль. Не думаю, что полковник, обнаружив наш отъезд, не выместит свою злобу на ни в чем не повинном доме. Скорее — спалит, чтобы и духу его не было!

Выбравшись на крыльцо, устроился на свернутой шкуре и уставился вдаль, любуясь, может быть последними, красками синего неба, белыми тучами и деревьями, в зеленой испарине, стряхивающими с себя влагу.

Позавтракали, называется.

Оборотень сидит как на иголках, опасаясь, что если Аркан улетит со мной, то не вернется за ним. И знает, что если останусь я — возвращаться будет не за кем. Грохнет меня полковник, при поддержке своего "бабьего эскадрона смерти". И без поддержки — тоже грохнет.

Может, не стоило ему о рогах говорить?

Блин, ну вот что я за человек, а? Вроде проблемы выживания, а у меня улыбка во весь рот, едва я вспомню лицо рогатого полковника!

Легко сбежав по ступенькам крыльца, сладко потянулся и побежал по своей привычной дорожке, начиная день с полезного и необходимого — пробежки.

Пусть мокро, грязно и скользко, тело надо приводить в порядок!

Если прищурить глаза и проявить хоть малость фантазии, можно представить себе, что бежишь ты не по грязной тропинке, проложенной по периметру острова, а по мокрому асфальту родного города, как обычно раскопанного городскими службами. И звуки океана — автолюбители, спешащие на работу в другой конец города и рычащие своими моторами на светофорах. И берег океана — вовсе не берег океана, а обычная набережная, заросшая диким лесом и кустами, из которых доносятся очень разные звуки, похожие и на крик чаек, и кряканье местных уток, прижившихся и не боящихся людей.