Но роптать никто и не думал, вовсе нет. Так уж получилось, что пить мы начали, как только отъехали от Магрева, и все эти превратности погоды были нам теперь до одного места. Снег идет и ветер дует? Плохо, конечно, но пока в купленном вскладчину бочонке плещется крепленое вино – не беда. Замахнул кружечку – сразу и согрелся, и пообедал.

И если я старательно сдерживал себя, чтобы не напиться вдрызг, Якоб и Эдвард отрывались от души. Так стресс снимали, что таможенного чиновника винным духом чуть наповал не сразило. Ему после разговора с нами самому впору закуску подносить было.

Вот именно поэтому я парням пить и не запрещал. Ну какой может быть трезвый мародер в такую погоду? Это редкость почище доброго мытаря. А так сразу видно: хлебнули люди лиха. Как теперь… вина не хлебнуть?

– С вас пять грошей пошлины, – вернул мне подорожные документы таможенный чиновник, который, разумеется, сразу срисовал, что едем мы через границу вовсе не с пустыми руками. – Пять грошей и четыре дуката.

– А четыре дуката за что? – хмуро глянул я на него и доставать кошель спешить не стал.

– Беженцы? – вздохнул полноватый мужчина в поношенном форменном плаще и припорошенной снегом шляпе с обвисшими полями.

– Так и есть.

– Беженцами оставить? – усмехнулся чиновник и указал на караульную будку. – Или в мародеры записать? А то и в контрабандисты или еще какие душегубы…

– Пять грошей, – отсчитал я монеты. – И три марнийских шелега.

– Это только один дукат, – моментально провел в уме нехитрые арифметические вычисления таможенник. – А я сказал – четыре.

– Откуда у нас такие деньги? – с кружкой вина в руке подошел к нему Ловкач. – Выпей лучше вина, господин хороший.

– Меньше всего меня интересует, откуда у вас деньги, – уел мошенника чиновник. – Но вот солдаты этим непременно поинтересуются, не извольте сомневаться.

– Еще три шелега, – протянул монеты я и шикнул на Ловкача: – Пшол вон отсюда, пьянь.

– И еще два дуката.

– Нам больше платить – смысла нет.

– Как так? Я гляжу, вы немало добра везете…

– За пять дукатов прямо сейчас уступлю.

От раздражения у меня прорезался нильмарский акцент, и чиновник сразу понял, что дальше торговаться не имеет никакого смысла.

– Пойдем, пропуск выпишу… – поморщился он и, спрятав монеты, зашагал к двухэтажному зданию таможни.

Так вот и получилось, что уже через четверть часа мы спокойно пересекли границу великого герцогства, и унылая лошаденка медленно покатила нашу забитую всяким барахлом телегу по дороге на Камляйн. Вскоре постройки таможенного поста растаяли в пелене сыпавшегося с неба снега, и Ловкач все с той же кружкой вина перебрался поближе ко мне. Успевший напиться с самого утра Эдвард Рох закрылся от колючих снежинок плащом и сейчас преспокойно дрых.

– Уныло, – отхлебнул вина Якоб Ланц. – Смотри, по обочинам совсем не тает. Заметет скоро.

– Угу, – кивнул я.

И в самом деле, среди пожухлой травы белел усыпавший землю снег. А вот дорогу развозило все больше и больше.

– Ты где, кстати, с нильмарским акцентом разговаривать насобачился? – Подвыпившему мошеннику захотелось поговорить, и мое мнение на этот счет его нисколько не волновало. – Не отличить ведь…

– Жил там с год, наверное. – Я протянул руку и потребовал: – Дай сюда…

– На, хлебни, – передал мне кружку Якоб и ошарашенно уставился на выплеснутое в грязь вино. – Вот ведь…

– Поводья держи.

Я выудил из-под кучи тряпья почти опорожненный бочонок, выдернул пробку и перевернул его над бортом телеги. Вино красной струей хлынуло на дорогу, и мошенник горестно вздохнул:

– Зачем?

– Хватит пить уже. Дело надо делать.

– Это когда будет!

– Скоро. Не хватало еще, чтобы у Эда руки с похмелья дрожали.

– На постоялом дворе так и так опохмелиться придется.

– Опохмелимся, – пообещал я. – Но денег впритык, так что выпивка на тебе.

– Ну, тогда по чуть-чуть…

«Оленьи рога» мы заметили издалека. Прямо перед въездом в какой-то разросшийся вокруг дороги поселок возвышался окруженный крепкой изгородью солидный дом. Первый этаж был сложен из камня, выше начинался сруб.

– Рога, однако, – меланхолично заметил проспавшийся к этому времени Эдвард и ткнул пальцем в прибитые над воротами оленьи рога.

– Удивительно, правда? – поддел его Ловкач. – При таком-то названии?