Наконец, кудрявую просто пробивает на рыдания. Вот знаете, как будто бы очень-очень долго надувают шар, а потом он внезапно лопается, разлетаясь в разные стороны. Выдержка Валерии была сейчас, примерно, как этот самый шар. Она прижимается к мужчине, а он даже боится представить, что такого могло произойти, что вызвало подобный фонтан эмоций у жизнерадостной и никогда не унывающей Лерки.

Она тянет его за руку в квартиру, по дороге назад вытирая слезы и делая несколько глубоких вдохов. Она же обещала быть сильной. Значит, Царева обязательно будет таковой. Ронес же видел, как атмосфера сейчас накалена до предела в кухне.

— Что произошло? — требовательно спрашивает мужчина, расположив свой кейс с документами на кухонном столе и внимательно уставившись на Цареву.

— В общем, ты слышал о том, что в городе волна убийств прошла? Я не помню, сколько было жертв, семь или восемь… В общем… — она не в состоянии продолжить, потому что дыхание внезапно в горле просто спирает, а крестный смотрит на нее крайне рассерженно.

— Вот только не вздумай мне сейчас сказать о том, что…

— Да, я его люблю. Это мой Алекс, да, черт возьми, да, это он! — кричит она, тоже смотря на него, нахмурившись. — Это мой Алекс, его сегодня арестовали, и я понятия не имею, что мне делать и к кому обратиться, Гер, ты не понимаешь?

— Успокойся. — тихо говорит мужчина, погладив крестницу по руке и в то же мгновения понимая, что он немного переборщил с осуждением и непониманием. — Выдохни, ладно, сядь, Лер. Папа, как я понимаю, не в курсе?

Он отрицательно качает головой. У Царевой еще не было времени об этом сказать, да и она не знала, стоит ли вообще говорить. Он ведь разволнуется, прилетит, бросит работу. Волновать отца не хотелось.

— Я ему позвоню. — тихо обещает кудрявая, взглянув на крестного. — Просто… Я не знаю, как ему сказать. И про беременность тоже.

Герман Янович от подобных новостей был готов, на самом деле, просто сползти под стол. Он подозревал, что у него крестница особо одаренная на приключения, но чтобы настолько, он даже и не предполагал.

— Твою мать. — это единственное, на что хватает мужчину, и он приобнимает девушку, желая хоть как-то поддержать ее, но понимая, что этого чертовски мало. — Я возьмусь за это дело, Лер. И я тебе обещаю, что мы сделаем по максимуму все возможное для того, чтобы как-то смягчить или придумать хоть что-то, ладно? Сейчас давай, соберись, Лерочка. И расскажи мне все, что знаешь, что можешь предположить. Это сейчас очень важно. А потом я поеду к нему в изолятор, и мы будем решать уже там.

Валерии кажется, что к концу дня у нее на языке будет мозоль. Она старается пересказать все слово в слово, что сказала Антонине Петровне некоторое время назад, вспомнить еще какие-то подробности, а Ронес сидел и просто понимал то, что дело плохо. Очень и очень плохо. Наверняка в деле будут показания выжившей потерпевшей, свидетелей, возможно найдут какие-то вещественные доказательства, если хорошо поищут. А Лера читала по глазам мужчины, который явно не выражал особой радости, что гиблое дело, на самом деле. Но они ведь постараются, правда.

— Он болен. — внезапно выдает девушка, распрямившись на стуле и внимательно посмотрев на мужчину. — Гер, его надо лечить. Он болен, ему надо в клинику.

— Ты думаешь, можно попробовать признать его невменяемым? — мужчина хмурится, взглянув на крестницу. Если такие шансы есть, то они обязательно ими воспользуются. Просто обязательно. — Мы попробуем сделать хоть что-то. А я поехал тогда к нему. Александр Юрьевич Лагранж, я правильно помню? Надеюсь, он там не успел еще ничего натворить…

— Правильно, правильно. — отзывается Царева, нервно постукивая ноготками по столу, — Попробуй выбить мне свидание. Пожалуйста. Я знаю, у тебя получится.

— Я постараюсь, малышка. Береги себя. — тихо говорит мужчина, а потом смотрит на его мать, которая сейчас явно ничего не понимает. Ронес невольно проникается жалостью к ней — тяжело представить, какой камень у нее сейчас на душе. С таким точно не каждый сможет справиться, но женщина сейчас просто олицетворяла собой стойкость, силу и мужество.

— А как же деньги? У нас нет столько денег. — тихо говорит женщина, словно опомнившись. Откуда? Они просто академики. Обычные научные работники. Им, конечно, не плохо платят за исследования и преподавательскую деятельность, но на такого адвоката явно нет. И где их взять — на данный момент женщина даже не представляла.

— Не нужны деньги. Я делаю это для крестницы и, очевидно, ее ребенка. Вы не волнуйтесь и, главное, держитесь. — негромко говорит Герман Янович, а после двигается к выходу, обуваясь и внимательно смотря на Лерку таким взглядом, от которого даже ей стало не по себе. Она и сама прекрасно знала, что вляпалась. Вляпалась, по самое не балуй. Но что сама Лера сейчас может изменить? Ничего. Ей остается только бороться.