— Иди. — еще раз отвечает Лекс, буквально отцепляя ее от себя. На несколько мгновений, а после снова притягивает к себе и крепко обнимает, так крепко, как только может. Целует ее в лоб, в обе щеки, после в губы, и нежно обхватывает ее лицо ладошками, заглядывая прямо в глаза. Он чувствовал, что еще чуть-чуть, и девушка расплачется, но никак не мог этого допустить. — Я тоже тебя безумно люблю. А теперь иди.

Валерия покорно кивает и быстро сбегает по ступенькам лестницы вниз. Она догадывается, что происходит, с чем это вообще может быть связано. Девушка ведь не слепая, не глухая, и вполне себе все осознает. Но боится даже представить на мгновение, что будет, если сейчас она окажется права. Что-то подсказывало ей, что так оно и будет, но невозможно даже вообразить себе, как сейчас она хотела, чтобы все оказалось не так. Сейчас девочка бежала и просто молилась о том, чтобы она ошибалась. Чтобы все это оказалось неправдой. Или, хотя бы, страшным сном.

У подъезда ее уже действительно ждет такси, и девушка садится в машину, в последний раз взглянув на окна Лагранжа, прислонившись лбом к холодному стеклу и рассматривая такие знакомые стекла, в отражении которых было видно, как мать Алекса что-то готовит, а отец читает газету. Почему же сейчас было такое стойкое ощущение, что все это может в скором времени закончиться? Такая семейная идиллия.

Алекс понимал, что ему нет смысла скрываться. Девушка уезжает и становиться немного спокойнее — все произойдет точно не на ее глазах. Он молча выходит к родителям и пытается вести себя как ни в чем не бывало. Как будто бы не к ним в любую секунду может ворваться полиция, и все закончится прямо здесь и сейчас. Он подходит со спины, приобнимая Антонину Петровну за плечи, и стаскивает один блинчик из тарелки уже приготовленных, а после садится напротив отца. Было ощущение, что Алекс словно кол проглотил, но он молчал и старался даже улыбаться, хотя у него это не получалось — больше напоминало какую-то усмешку.

Он слышит сирену вдалеке. Окно было открыто и на кухню, поэтому глупо было не понять то, что сюда уже мчится целый наряд полицейских. Они паркуются прямо у подъезда, выбегают, и даже в подъезде слышится их топот. Родители даже среагировать никак не успевают — им звонят в дверь, и Алекс поднимается сам.

— Я открою. — тихо говорит парень, усмехнувшись и подходя к двери. Он и не собирался куда-то убегать, сопротивляться или перечить. Лагранж сейчас уже все принял и в какой-то степени понимал, что его сопротивление абсолютно бесполезно. Он уже этим ничего не исправит. Остается только одно — смириться.

Его быстро увозят. На самом деле, без лишнего шума, угроз и криков, хотя это могло быть вполне ожидаемо. Но он знает за что, и ему не нужно объяснять несколько раз хотя бы эту праведную истину. Алексу было страшно смотреть в глаза матери, которая смотрела только на него, когда на тонкие запястья парня надевали наручники, страшно было смотреть и на отца, у которого всегда было слабое сердце.

— Простите. — негромко говорит светловолосый, и спокойно выходит из квартиры, в окружении целой толпы полицейских-омоновцев и следователя.

Родители остались в полнейшем непонимании. Алекс — их единственный сын. Единственный, горячо любимый, спортсмен и просто умница. Вот кто ничего не понимал, так это действительно были они. Оставшись в полной растерянности, Антонина Петровна берет все в свои руки. Ей срочно понадобилось найти мужу сердечные капли.

— Юра, тише, тише… Это должно быть какая-то ошибка, это же наш мальчик. Ты же понимаешь это… Мы сейчас позвоним Лерочке и все решится. Мы все узнаем.

Женщина дрожащими руками набирает номер телефона девушки, и ее даже удивляет то, насколько быстро та подходит к телефону. Практически сразу же схватив трубку и услышав первый всхлип женщины, у Валерки рухнуло вниз все, что только могло рухнуть. Казалось, у нее самой схватило сердце. Она только-только успела войти в свою квартиру, набрала Алекса, но он не брал трубку уже несколько раз, и девушка волновалась — она и не разулась даже. Просто наворачивала круги по коридору и изредка звонила Лагранжу на мобильный. Вот в один из таких перерывов ей и позвонила мама Александра. Значит, сам он этого сделать не мог. Сердце билось, словно в тисках, его сжимал страх. Казалось, что еще пара ударов, и оно остановится прямо сейчас.

— Что случилось? — несколько дрожащим голосом говорит девушка, крепко сжимая руками трубку. Уже догадываясь, что произошло. Но она не хотела этого слышать. Не хотела. В голове билась только единственная мысль — «пожалуйста». Она даже дополнить ее никак не могла.

— Алекса арестовали! Лера, мы не знаем, что случилось, может быть, ты знаешь… Мы с Юрой в растерянности, господи, нужно же что-то делать!

— Ждите меня. Я буду через десять минут.

«Я за тебя молиться стану,

Чтоб не забыл пути земного,

Я за тебя молиться стану,

Чтоб ты вернулся невредим»

Нужно было брать себя в руки. Необходимо было собраться и пытаться действовать логично, собранно и, желательно, быстро, потому что любое промедление могло стать в дальнейшем проблемой. Валерия успела к тому моменту доехать домой, но она только переступила порог, пытаясь дозвониться до парня, как сразу же раздался звонок от матери Лекса, и девочка не успела даже собрать все свои мысли в кучу. Она не может позволить себе быть слабой, не может сейчас сдаться. Она должна воевать по крайней мере за них, за их счастье и благополучие, хотя сейчас казалось, что ничего этого уже никогда не будет. Глубоко в душе Валерка знала, что она была не далека от истины, и от этого становилось только страшнее. У нее не было ни секунды метаний — стоит или не нужно. Однозначно стоит. У Лерки даже дилеммы не было. Девушка просто слышала голос женщины и понимала, как внутри все переворачивается, какая тяжелая борьба впереди им только предстоит. Она не имеет права сейчас расклеиться — она нужна им. Нужна Алексу, нужна Антонине Петровне и Юрию Александровичу. И кудрявая никогда в жизни не сможет их оставить — она в любом случае будет рядом, как бы там что ни вышло. Все только начиналось и было просто страшно от дальнейших перспектив.

Лерочка быстро собирает сумку — туда летят вещи первой необходимости, зубная щетка, какие-то вещи, которые могут ей понадобится в ближайшее время. Несколько джинсов, пара толстовок, юбка и платье, пара домашних вещей и белье. Почему-то ей казалось, что домой она попадет еще не скоро, она ведь не может оставить родителей Лекса одних. Она просто представляла, насколько сейчас тяжело им, так что ее собственные переживания отходили на второй план. Они никак не соизмеримы с тем, что чувствуют сейчас его родители, хотя и самой девочке казалось, что в какой-то момент она просто осиротела. Буквально десять минут назад. Ее просто разрывало от всех этих чувств, но девушка не знала, кому ей можно позвонить, рассказать, кому она может довериться. Перебирая в голове всевозможные варианты, все больше она понимала, что никому. Кудрявая быстро застегивает свою небольшую спортивную сумку, а после тяжело выдыхает и на мгновение смотрится в зеркало. Оттуда на нее смотрит молодая девчонка, которой в июне двадцать, но выглядит она не больше, чем на семнадцать лет. Милые кудряшки, достающие до плеч, спадали небрежной копной вокруг личика, а темные глаза сейчас были полны слезы, но Лера не могла позволить себе сейчас заплакать.