Шрифт:
Он рассмеялся и притянул меня к себе.
— Тогда до встречи, мадемуазель. Рад, что вы так решительно настроены. Вы вообще очень решительны.
— Я? — тут настала очередь удивляться мне.
Ничего не отвечая, де ла Рош чмокнул меня в щеку и подтолкнул к дому. Я направилась по тропинке к крыльцу, по дороге думая, зачем он это сказал. Ведь на самом деле я вовсе не решительна. Если б я была решительна, то ничего подобного бы со мной не случилось.
Все-таки, как странно! Никогда не думала, что он сделает мне предложение. Да и предложение ли это? Все как-то немного несерьезно. А что ты хотела? Бурных объяснений и жарких объятий, как в излюбленных романах Алиенор? Сама ведь кривилась и морщилась, когда их читала. Все это слишком напыщенно и нереально.
— Мадемуазель, — укоризненно сказала мне Анна, когда я вернулась в комнату, — почему вы так долго? Я уже извелась.
— Прости, Анна. Совсем забыла, что ты меня ждешь. Ступай.
— Надеюсь, вы хорошо себя вели, мадемуазель?
— Анна, — я поморщилась, — не говори со мной так, словно я ребенок.
— Это и настораживает.
— Что это ты имеешь в виду? — подступила к ней я.
Она пошла на попятный:
— Ничего, мадемуазель, ничего. Не сердитесь. Так я пойду?
Спрашивает, будто бы я уговариваю ее остаться!
— Иди.
Анна вышла, закрыв за собой дверь.
Весть о том, что Гранден умер, разнеслась по округе очень быстро. Уже на другой день отец, пряча глаза, сообщил мне об этом. Я очень старалась сделать вид, что это для меня новость.
— Думаю, что теперь твой поклонник наконец объявится, — заключил папа, — ты ведь теперь свободна.
— О чем ты говоришь, Шарль! — воскликнула мама, присутствующая при этом, — такое горе! Бедный месье Гранден! Он почти стал нашим зятем, — она сокрушенно покачала головой, — есть ведь приличия, наконец. Мы должны быть в трауре.
— Месье Гранден не стал нашим зятем, — возразил отец, — мне конечно тоже жаль, что с ним случилось несчастье. Но траур — это лишнее. К тому же, Сюзон не хотела выходить за него замуж.
— Хотела или не хотела, сейчас это неважно, — мама сурово посмотрела на него, ее глаза сузились, не предвещая ничего хорошего, — мы не можем забыть приличия настолько.
Она повернулась ко мне.
— А что касается твоего поклонника, Сюзон, то полагаю, он не осмелится здесь появляться.
Ну вот, начинается! Я так и знала. Каким же это образом де ла Рош надеется ее переубедить? Это же бессмысленно.
— Почему? — спросила я на всякий случай, чтобы показать, что слушаю.
— Я не позволю тебе выйти за него замуж.
— Почему?
— Довольно, Сюзон! Иди к себе. То, что случилось, должно послужить тебе уроком. Месье Гранден был бы лучшим мужем для тебя. Мне ли не знать!
— Интересно, что ты хочешь этим сказать? — осведомилась я.
— Потому что я тщательно выбирала тебе мужа. Ты еще молода и не разбираешься, что будет для тебя лучше. Этот молодой человек тебе не подходит.
— Но ты ведь его никогда не видела, — резонно возразила я, — ты его совсем не знаешь. Почему ты решила, что он мне не подходит?
— Потому что он мне уже не нравится, — отчеканила мама.
Как всегда, это было очень логично. Но чего вы хотите от мамы? Для нее логика существует лишь затем, чтобы опровергать мои доводы.
— Каро, — вмешался отец, — я тебя не понимаю. Для того, чтобы делать такие заявления, нужно сначала познакомиться с ним или хотя бы узнать его имя. Может быть, он тебе и понравится, как знать!
— Нет, — мама была тверда.
— Я знаю, почему, — вступила я, — потому что это мой выбор. Правда, мамочка? В нашей семье право решать предоставляется только тебе. Все остальные должны лишь молча слушать и повиноваться.
— Не дерзи! — вспылила мама, — как ты смеешь, негодная девчонка? Мне ли не знать, что для тебя лучше!
— Не тебе. Потому что ты — это не я.
— Так, — она быстро пришла в себя после такого нахального заявления, — немедленно иди к себе. И не нужно истерик, это тебе не поможет. Можешь сколько угодно рыдать и визжать, но замуж за этого скверного молодого человека ты не выйдешь.
Рыдать я не собиралась. А вот повизжать немного хотелось, поскольку я была слишком зла. И именно поэтому я и сказала, просто назло:
— А почему ты решила, что это молодой человек, мама? Ему уже сорок пять стукнуло.
— Сорок пять?! — с ужасом повторила она, — как ты сказала? Сорок пять?
— Да, — со злорадством подтвердила я эту заведомую ложь, — так что, это уже достаточно пожилой человек, пусть даже и скверный.
Папа молча смотрел на меня, не пытаясь вмешиваться. Но его взгляды казались мне слишком понимающими. Словно он видел меня насквозь.