— Вот ты где, Морган. Ты пойдешь на конюшню покататься на лошадях?

— О, да, — она вскакивает на ноги и жестом указывает мне следовать за ней. — Пойдем, Элисон. Ты тоже можешь покататься.

Я отрицательно качаю головой. Морган пожимает плечами и следует за медсестрой на каменную дорожку, которая ведет вниз по холму к конюшне.

Любопытство вынуждает меня обойти главное здание с той стороны, где расположились домики. Бревенчатые дома построены в том же самом стиле, что и основное строение, только в меньшем масштабе. У каждого имеется небольшое крыльцо с креслом-качалкой, стоящим на нем. Ряд домиков простирается далеко к лесу, их, по крайней мере, двадцать. Должно быть, именно в них живет персонал Хоторн-Хилл.

Я продолжаю обходить строение вокруг и позади него вижу бревенчатый навес и еще более крупную беседку. Полом в ней является огромный деревянный настил, и там есть каменное патио с уличной мебелью и грилем. Все это окружают высокие деревья.

По дороге к патио я прохожу мимо маленького клочка свежевспаханной земли, похожей на чей-то крошечный огород с ровными рядами, готовыми под посевы.

А затем я вижу свой собственный райский уголок — веревочный гамак, вывешенный между двумя деревьями. Это просто идеальное место для чтения. Я уже воображаю, как провожу здесь весь день, как легкий ветерок проносится сквозь мои волосы, пока я, свернувшись, лежу в гамаке.

Я возвращаюсь обратно в главное здание и вхожу через распахнутые двойные двери на веранде, а затем поднимаюсь в свою комнату. Когда я подхожу к тумбочке, чтобы взять «Анну Каренину» в твердой обложке, я останавливаюсь, замечая что-то, лежащее на кровати.

Как только я подхожу достаточно близко к ней, чтобы рассмотреть, что это, я улыбаюсь и беру предмет в руки. Это «Тарзан», книга в мягкой обложке. Когда я открываю книгу, то вижу имя «Дэниел Дельгадо», нацарапанное ручкой на обложке.

Я забираю обе книги и иду к гамаку. Похоже, я нашла, что буду читать дальше.

Броди Тиллман, прямо скажем, в ужасе от нашего нового пациента. Я понял это с того момента, когда он попросил двух санитаров привязать Чеда Ларимора к кровати, ещё до того, как мы вошли в палату.

Я же сказал санитарам не делать этого и подождать снаружи. Тогда Броди изогнул брови, промямлив: «Это твои похороны», а затем вошёл внутрь и остановился на целых четыре шага позади меня.

— Доброе утро, Чед, — говорю я нейтральным тоном.

Его низкий смех и дикий взгляд должны меня напугать, но, несмотря на это, я подхожу к его кровати.

— Эти сестрички послали тебя сюда, потому что боятся, что я наврежу им, — говорит он, и в его голосе звучит удовлетворение.

— Я уже предупреждал тебя однажды, тем не менее, мне сказали, что ты угрожал связать медсестру, которая приходила проверить тебя этим утром.

— Это так хорошо, когда они сопротивляются мне, — он обхватывает ладонью свой член под одеялом и начинает водить по нему рукой.

— С этого момента доктор Тиллман и я будем следить за твоими медицинскими нуждами, — говорю я и делаю шаг в сторону, чтобы Чед мог увидеть Тиллмана.

— Ну, разве ты не милашка? — глумится он над Тиллманом. — Подойди сказать привет, я не кусаюсь, сильно.

Тиллман выглядит так, будто его ноги приросли к полу. Чед снова смеется, продолжая мастурбировать под одеялом.

— Теперь только мужчины — санитары — будут помогать тебе, — продолжаю я. — Ты не можешь угрожать нашему персоналу, Чед.

— Тебе введут седативное и привяжут к кровати в следующий раз, если подобное случится снова, — план Тиллмана звучать жестко проваливается.

— Привяжут? Похоже на извращение, — говорит он ликующим тоном.

Как и все палаты на третьем этаже, палата Чеда абсолютно пуста. Персонал Хоторн-Хилл за прошедшие годы усвоил, что психопаты и пациенты с суицидальными наклонностями могут использовать любые предметы, чтобы причинить боль себе или другим. У Чеда есть лишь кровать и пластиковый кувшин с водой на полу. Все окна в Хоторн-Хилл сделаны из экстратолстого, непробиваемого стекла, но на третьем уровне, жалюзи установлены между двумя толстыми стеклами, и они открываются и закрываются снаружи.

Чеда мало что интересовало, и он отклонял любую возможность исправить это, кромсая страницы книги и поедая их пару дней назад.

— Ты не выведешь меня из себя, Чед, — говорю я, удерживая его взгляд. — Я несколько лет служил в армии, а после этого работал в неотложной помощи. Я имел дело с разными людьми.

— И с людьми, которые сдирают кожу с других ради удовольствия, тоже? — он резко прыгает на колени в кровати, его жилистое тело абсолютно обнажено, поскольку он отказывается надевать больничную одежду.