Во мне растет обида просто от того, что я сижу в своей комнате в кресле весь день и наблюдаю, как другие катаются на лошадях и гуляют на поляне. А еще я в гневе. И не на доктора Хитон, как, вероятно, должно быть, потому что я и не ожидала от нее ничего другого.

В первую очередь, мой гнев направлен на саму себя за то, что не смогла противостоять враждебному комментарию доктора Хитон. Она добралась до меня и знает это. Это ненавистно мне больше, чем мое возвращение на второй уровень снова.

Думаю, в последние несколько дней я постепенно начинаю злиться и на Дэниела. Но это не рациональный гнев. Он заглядывает ко мне почти каждый день, однако это лишь обычные остановки на бегу, чтобы, стоя в дверном проеме, спросить, все ли у меня хорошо.

А я хочу, чтобы Дэниел зашел в мою комнату. Я хочу, чтобы он взглянул на меня так, как в тот день, когда помог мне пересечь ручей. И еще Дэниел не вернул «Алую Букву», и я хочу, чтобы он принес ее с запиской под обложкой.

По большому счету, мне просто хочется понять, не забыл ли он обо мне. У меня такое чувство, что мы вернулись к обычным отношениям доктор-пациент, и я не перестаю задаваться вопросом, не стала ли тому причиной моя выходка в кабинете доктора Хитон.

— Привет, Элисон, — вдруг слышу я и поворачиваюсь посмотреть на дверь в свою комнату, там стоит Морган. — Мы делаем маникюр внизу, тебе следовало бы присоединиться.

Я отрицательно качаю головой. Она проходит в комнату и садится на кровать.

— Ты не можешь просто оставаться здесь весь месяц. Во-первых, это нехорошо для тебя, а во-вторых, Тим продолжает садиться рядом со мной в столовой, с тех пор как ты перестала спускаться кушать. Он нарезает свою еду на кусочки равного размера, а затем раскладывает их по порядку на тарелке, прежде чем что-нибудь съесть. И он без остановки болтает о подсчетах.

В этот раз я даже никак не реагирую на слова Морган. Вместо этого я смотрю в окно в поисках птицы — о такой же, как у нее свободе, я мечтаю день и ночь. Я не просто физически заперта в этом месте; я также застряла внутри своей собственной головы, где мне приходится сражаться с воспоминаниями, которые ранят мое сердце.

Я совершенно одинока в этом мире. Тетя Мегги не навещала меня здесь ни разу и не присылала писем. Мы никогда не были близки, и я уверена, она считает, будто оказала мне услугу, просто привезя сюда. Я рада, что мама не дожила до того, чтобы увидеть, что стало с ее дочерями — одна убита, а другая — в больнице для душевнобольных. Когда она умерла три года назад от рака яичников, я думала, что никогда не буду переживать другую потерю настолько глубоко. Я ошибалась. По-дурацки, глупо ошибалась.

И хотя Морган — моя подруга, но ей восемнадцать лет, поэтому она думает, что мир, в основном, крутится вокруг нее.

— Ладно, отлично, — говорит она, пожимая плечами. — И все же спускайся, если передумаешь. Ты мне нравишься больше, чем Тим.

Морган встает и покидает комнату. Я открываю книгу на той странице, где остановилась, и возвращаюсь к чтению, в надежде затеряться в другом мире на какое-то время. Мое настроение призывает меня окунуться в более темное произведение, поэтому сейчас я читаю «1984» Джорджа Оруэлла.

Небо начинает изменять свой цвет из-за приближающегося заката, когда я слышу, что кто-то входит в дверь с моим ужином. Его всегда приносят в 17:45, за пятнадцать минут до того, как накрывают столы в столовой.

— Привет, я принес тебе ужин.

В животе все переворачивается, когда я поднимаю взгляд, чтобы увидеть Дэниела, стоящего в дверях. Обычно работник столовой приносит поднос с едой. Я закрываю книгу и кладу ее рядом с собой.

Он ставит поднос на кровать и возвращается обратно к двери. Сердце ухает вниз, когда я понимаю, что Дэниел уходит. Я хочу позвать его и попросить остаться.

Но когда он кладет руку на ручку двери, то просто закрывает ее, оставаясь в палате. Он подходит и садится на широкий подоконник, внимательно наблюдая за мной в течение нескольких секунд.

— Я закончил читать «Алую Букву» несколько дней назад, — наконец говорит Дэниел. — Я не принес ее с собой, потому что… — он делает глубокий вдох. До этого момента я никогда не видела его каким-то другим, нежели уверенным в себе и все контролирующим. — Я не планировал приходить сюда, но затем... ну, вот он я.

Дэниел жестом указывает на поднос с едой, стоящий на кровати.

— Если хочешь, можешь поесть, пока мы разговариваем... или пока я говорю, ну, ты понимаешь...

Я отрицательно качаю головой. Я была зла на него, когда он только вошел в комнату, но от того, что Дэниел нервничает, мой гнев исчезает. Я надеюсь, он здесь не потому, что принес дурные вести, но тогда я не могу представить, почему еще он может нервничать.

Дэниел смотрит на обложку книги, лежащей на моем столе, и уголки его губ ползут вверх в улыбке.