— Он изолирован? — спрашиваю я Сару.

— О, да, — ее глаза становятся больше от удивления.

Я поворачиваюсь в направлении палаты, но она вновь окликает меня.

— Ты собираешься на пикник для сотрудников в эти выходные?

— Если буду поблизости.

— О... Ну, надеюсь, я увижу тебя.

— Аха... возможно, — я скованно улыбаюсь ей.

Я определенно не собираюсь туда идти. Мне бы хотелось отправиться в длинный одиночный поход на этих выходных, но если я пойду, Тиллману придется пропустить пикник. Я планирую подменить его в больнице, чтобы он смог присутствовать там. Тем более я уже ходил на пикник в прошлом году и пожалел об этом. Сара перебрала с выпивкой и призналась в своих чувствах ко мне. Не уверен, что она даже помнит об этом, но мне было некомфортно.

Черт, было бы приятно, если бы у меня была хоть малейшая заинтересованность в интрижках с медсестрами здесь, чтобы разобраться с моим сексуальным напряжением. Но меня это не интересует. Единственная женщина, которую я хочу, абсолютно под запретом.

Я ввожу код, чтобы попасть в палату Билли, и вижу его, свернувшегося в позе эмбриона на полу. Билли один из тех пациентов, для которого мне бы хотелось сделать больше, чем я могу. Быть шизофреником и подростком в придачу, должно быть, чертовски трудно.

Хитон сидит в кресле со скрещенными ногами. Тиллман сидит на полу рядом с Билли, разговаривая с ним. Он использует успокаивающий тон и язык, которого я не понимаю. Затем он переходит на английский.

— Мы в «Хоторн-Хилл», Билли. Я — доктор Тиллман. Я дам тебе лекарства, чтобы расслабить твое тело. Ты в безопасности. Сделай глубокий вдох и позволь себе поспать.

Я на мгновение потрясен. Глаза Билли сосредоточены на Тиллмане, но они начинают закрываться, когда он утихает. Тиллман делает именно то, что делаю я, — сохраняет достаточную дистанцию, чтобы удержать Билли от чувства угрозы, при этом успокаивая его.

Тиллман снова начинает говорить на другом языке, и в этот раз я узнаю, это немецкий. Билли протягивает руку и обхватывает ею Тиллмана, и Тиллман держит его за руку, пока Билли не погружается в сон.

— Поможешь мне перенести его в кровать? — говорит Тиллман, поворачиваясь, чтобы взглянуть на меня.

— Конечно.

Вместе мы переносим вялое тело Билли на кровать и накрываем его одеялом. Когда я смотрю на темные круги под его глазами, мне становится жаль, что мне не позвонили сразу же, чтобы утвердить медикаментозное назначение.

— Он будет в отключке некоторое время, — говорит Тиллман тихим голосом.

— Встретимся в коридоре, — говорю я, направляясь к двери.

— Мне нужно внести данные в его карту, а потом я выйду.

Хитон выходит из палаты первая, бросая на меня мрачный взгляд. Она до сих пор злится, что я отменил ее занятия с Элисон. Почему, я понятия не имею. Вероятнее потому, что она не любит, когда что-то идет не по ее плану. Но я не соглашусь на три часа в неделю непродуктивных занятий, которые заставляют пациента нервничать.

Когда Тиллман выходит из палаты, я киваю, выражая признательность.

— Отлично справился, — говорю я.

Он не кажется польщенным похвалой.

— Мне тридцать девять лет. Я занимаюсь медициной дольше тебя. И я бы оценил, если бы ты не был так удивлен тем, что я хорошо справляюсь с пациентами.

Я сдерживаю желание съязвить в ответ.

— Ты прав. Но мне тридцать пять, я не только что вышедший выпускник медицинского. Хотя, готов признать, мне не нужно было подниматься сюда.

Горькое выражение исчезает с его лица.

— Я понимаю, что ты тут за главного, но я квалифицирован. Меня учили, что седативные препараты могут защитить пациентов от них самих, и я работаю над тем, чтобы быть более прогрессивным в этом плане.

— Значит, тебе нужно, чтобы я не вмешивался.

— Я ждал этого с того момента, как пришел сюда, — кивает он. — Но этого так и не происходило. Ты здесь семь дней в неделю. Когда ты отправляешься в эти походы с пациентами на выходные, ты все еще находишься поблизости в субботу утром и проверяешь меня в воскресенье вечером. Выходные, предположительно, должны быть тут моими.

Должен признаться себе, что он прав. Я, как правило, хочу знать, что происходит с пациентами каждый день. И у меня так же есть склонность верить, что никто не знает их и их потребности так же хорошо, как я. Вероятно, я был немного суров с Тиллманом.

— Ладно, — говорю я, стараясь не выдать своего нежелания. — Я понял. Я начну полностью уходить на выходные, если только не понадоблюсь тебе.

— Спасибо.

— И просто, чтоб ты знал, — я тяжело вздыхаю. — Дело не в тебе. Иногда это место — мой способ удержать свои мысли от некоторых вещей, но теперь я вижу, что перегибаю палку.