Шульцова, казалось, ничто не могло смутить. Ни скудная зарплата контрактника, ни хамство некоторых начальников, ни постоянные задержки с выдачей обмундирования, ни бесконечные наряды, ни пресловутая формулировка о «ненормированном рабочем дне». Такая терпимость не могла не вызывать подспудного уважения. Как и чувство юмора Шульцова.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант, – улыбался он, открывая калитку.

– Здорово, бездельник, – поздоровался Иван с контрактником за руку. – Федя спит?

– Начальник караула отдыхает после завтрака, – ненавязчиво поправил его сержант, словно говорил об августейшей особе.

– Понял. А начгуб?

– Проводит строевую подготовку с арестованными.

– Ага, даже так… Типичные видовые армейские признаки – хлебом не корми, дай только походить строем.

– Удивительно точное наблюдение, коллега. Два часа без передыху! А чего стоит инстинктивное вытягивание носков в шаге! А оригинальные махи верхними конечностями! Нет, это надо видеть и изучать, коллега.

– Так где они теперь, голубчик? – поддержал Иван его шутливый профессорский тон.

– В естественной среде, конечно же! В естественной среде! – округлив глаза, словно удивляясь недогадливости «коллеги», проговорил Шульцов. – На маленьком, чудном, освещенном палящим солнцем асфальтовом плато. У них самый разгар игрищ. А командные крики вожака – просто верх совершенства!

– Что ж, идемте, идемте, голубчик. Понаблюдаем, – напустив на себя серьезный вид, сказал Иван.

Они прошли здание караулки, повернули за угол и оказались у ограждения, шедшего по периметру небольшого плаца и отделявшего внутреннюю зону гауптвахты от территории караулки. Маленький плац был любовно оформлен специальными квадратными разметками, по которым усиленно вышагивали трое бойцов, двое из которых были Подоляко и Самсонов. Третий боец – маленький, тщедушный веснушчатый паренек по фамилии Чижик старался больше всех.

Боец Чижик из второй роты сидел уже седьмые сутки (из десяти объявленных) из-за своих родственников, приехавших к нему на прошлые выходные целой делегацией. Те с деревенской простотой и настойчивостью, видимо, уговорили его отведать продукцию домашнего винокурения. За встречу, надо полагать. Сколько там Чижик отведал, неизвестно, только по пути к казарме имел он несчастье встретиться на одной дорожке с замом командира части по тылу Логиновым, которого никто никогда не видел отправляющимся куда-либо без своего уазика, но которому взбрело в голову пройтись по лесочку от банно-прачечного комбината до столовой пешком. Сердобольный майор, встретив солдата Чижика, бредущего по лесу к казарме и с шумом извергавшего из себя домашние закуски, выказал теплое участие к его нелегкому состоянию и предложил проводить. Так они и пришли, держась за ручки, к самым воротам гауптвахты.

Старательный деревенский парень, чувствуя свою вину и явно раскаиваясь, был идеальным арестантом. Его ходьба на плацу напомнила Ивану телевизионные кадры, демонстрировавшие смену караула у мавзолея Ленина. Ивановы же филоны тоже старались под бдительным взглядом начгуба, но без всякого энтузиазма.

– Р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, два, тр-р-и! Р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, два, тр-р-и! Подоляко, ножку выше-е! Носочек тяну-у-ть! – командовал прапорщик Юрочкин голосом, бившим по ушам, словно звук низко пролетавшего реактивного самолета. – Чижик, не машите руками, как мельница. Кулачок должен подниматься чуть выше ремня, а он у вас совершает движение чуть ли не до самого подбородка. Рука назад и до отказа, а не в сторону! Р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, два, тр-р-и! Круго-о-м… арш!

Арестанты дружно развернулись и пошагали в противоположную сторону.

– Отвратительно! – морщась, констатировал Юрочкин.

– Да. Хомо армиус оригиналис, – тихо сказал Иван. – Вне всякого сомнения.

– Вы заметили эти характерные для данного вида телодвижения? – подхватил Шульцов. – Какая строгая грация, какое своеобразие!

– Чудно, – согласился Иван.

– Блеск, – причмокнул Шульцов.

– Еще раз убеждаюсь, насколько богата и щедра природа, создавшая такие замечательные экземпляры.

– Да, пусть они живут только благодаря инстинктам и условным сигналам, – с плутоватой искрой в глазах проговорил сержант, – но для природы ведь важен каждый вид.

– И я того же мнения, голубчик. Ах, как идут, как идут! – восхитился Иван. И крикнул в решетку, пытаясь привлечь внимание Юрочкина, словно нарочно их не замечавшего: – Товарищ прапорщик! Выделите мне, пожалуйста, на несколько минут двоих созданий из этой великолепной троицы для изучения. Хочу открутить им бошки и посмотреть, что там внутри.

Скосив в его сторону взгляд, Юрочкин скомандовал несчастным:

– На месте-е-е… Р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, р-р-я-я-з, два, тр-р-и! Стой! Раз-два!

Бойцы замерли, вытянув подбородки. Куртки у всех на спине потемнели от пота.

– Рядовой Шевко! – окликнул начгуб конвойного, томившегося с автоматом в тени здания. – Проведите арестованных Подоляко и Самсонова к месту допроса.

– Куды, товарыш прапаршык? – со скрытой обидой переспросил конвойный, который в данную минуту если куда и хотел двигаться, так только в тихую, прохладную и спокойную комнату отдыха.