Впервые же по-настоящему это сделали большевики. Хоть и до них цари продвигались вглубь Азии, пытаясь подчинить ее себе. Но именно революция 1917 года стала своего рода торжеством азиатского над европейским. Сунь Ят-сен – тот самый, что основал Китайскую республику, – видел в этом освобождение миллионов русских людей от бремени белой расы и обращение их к угнетенным азиатским народам с потенциалом дальнейшей совместной борьбы. А советский чиновник Чичерин утверждал, что русские – первый азиатский народ, ставший жертвой европейской эксплуатации. Писатели тех лет также видели в революционном порыве нечто азиатское. Клюев говорил о «Земле моей, Белой Индии, преисполненной тайн и чудес азиатских». Пильняк увидел в крестьянской революции прорыв азиатских сил. Есенин противопоставлял Западу Рассею – стихийную, азиатскую, скифскую. И конечно, мы обязаны вспомнить знаменитое стихотворение Блока «Скифы»:

Позднее этот поэтический манифест, написанный во многом как реакция на Брестский мир, ознаменовавший поражение и выход Советской России из Первой мировой войны, трансформировался в политические призывы к первой священной войне против Запада. Такие идеи, например, озвучили в 1920 году на Съезде народов Востока в Баку. А еще спустя два года Зиновьев скажет, что теперь «мы видим совершенно ясно нашу дорогу на Восток», которая и будет прокладываться в дальнейшем. Собственно, скифы – именно так на Западе величали население России еще в XVIII веке, используя данное определение не реже, а может, и чаще, чем «славяне».

Упрямые, непокорные скифы. Геббельс в начале Второй мировой войны напишет: «Величайшей опасностью, которая угрожает нам на востоке, является тупое упорство русской массы. Оно наблюдается там и у гражданского населения, и у солдат. Попав в окружение, солдаты не сдаются, как это делают в Западной Европе, а сражаются, пока их не убьют. Большевизм только усилил эту расовую предрасположенность русского народа». Данные слова министра пропаганды хорошо бы прочесть и запомнить тем, кто свято полагает, что упорство красноармейцев объяснялось заградительными отрядами и тем, что отступать было некуда. А вот Геббельс объяснял такое упорство расовой предрасположенностью. Так мужественно в своем упрямом бесстрашии сражались скифы.

Но они же в своем неуемном освоении новых территорий, по мнению Геббельса, могли двигаться дальше: «Что сталось бы, если бы этот противник наводнил Западную Европу, – этого человеческий мозг представить не в состоянии».

Варвары могли прийти на Запад, как Аттила. Или подступиться к границам цивилизованного мира, как Чингисхан, дух которого вселился в Россию. Так считают на Западе, но факт: именно русский народ остановил монгольское нашествие, не дав ему продвинуться в Европу. Брянские леса поглотили воинов Чингисхана, не пустив их в Рим и Лиссабон.

Однако правда и то, что татаро-монгольское наследие – от слов до обожествления царя – вошло в русское сознание. Осело в нем. Наше особое почитание предков коррелировало с азиатским. Но существенно также и то, что русский народ не принимал монголо-татар за своих освободителей, принесших некие высшие ценности. Наоборот, он считал, что иго – это кара за грехи, которые искупить надо, дабы переродиться и стать чище, сильнее. Не скифы мы с раскосыми глазами, угрожающие цивилизованному миру, а его спасители.

Однако и сегодня Запад продолжает использовать старые методы, явно не планируя благодарить русских за то, что Чингисхан и его потомки не добрались до Гибралтара. Наоборот, он боится этого злого духа, вселившегося в русского человека. Методы же противоборства тут используются старые. Прошло столько лет, но, как и Каролинги, нынешние западные лидеры бьют в религию и культуру. Бьют успешно. И ярким примером тут является Украина.

В свое время Сталин, говоря о связи России и Украины, изрек: «Мы устроили так, что одно не может жить без другого». Речь в первую очередь шла о промышленных и экономических связях. На Украине строились фабрики и заводы, но снабжались они энергоресурсами из России. Без российского газа украинская промышленность стояла, как заколоченные дома на окраине заброшенной деревушки. Оттого постоянно шли газовые войны, и персонажи вроде Павла Лазаренко (крестный отец всей коррупции Украины) делали на этом колоссальные деньги. Даже сейчас, когда две страны, казалось бы, окончательно отдалились друг от друга, Киев продолжает зависеть от российских энергоресурсов.

Но, безусловно, не только ими Россия связывала Украину. В Незалежной после 1991 года осталось, по разным оценкам, от 25 до 30 миллионов русских людей (самые смелые называют цифру в 35 миллионов), и все они, независимо от степени религиозности, так или иначе сохраняли особые отношения с православием. Разрушение их стало основной задачей новых украинских властей и их кураторов. Артобстрелу подверглась и русская культура.

При этом надо понимать, что Украина неоднородна. И ее история могла бы быть совсем иной, не присоедини Сталин галичанские и закарпатские регионы. Но и униатская церковь, и баптисты, и протестанты, и расплодившиеся после 1991 года секты, несмотря на все различия, работали, прежде всего, против Украинской православной церкви Московского патриархата (УПЦ МП), тем самым уничтожая влияние Москвы.