Мой первый поиск видения случился на восточном побережье США, в глубине соснового урочища – леса, растущего на плоской песчаной равнине – сплошь сосны, дубы и голубика. Там собралось более 70 человек из разных уголков страны с намерением пережить поиск. Несколько дней мы прожили там в палатках, пока нас посвящали в тонкости проведения обряда и подготовки наших личных зон поиска.

Все мы долго бродили по лесу, подбирая подходящие места. Меня занесло далеко от тропы в густые кусты, которые были далеко не идеальным местом, так как над ними не было густой сени деревьев, могущей защитить от злого августовского солнца. Более того, к этому месту не вела ни одна тропа, и оно было настолько отдаленным, что проведя там несколько дней без пищи и заработав головокружение, я мог не найти дорогу обратно в лагерь. Но другого такого умиротворяющего и недоступного для внешнего мира места мне было не найти. Наши инструкторы не советовали мне идти туда – мол, оно и уединенное, и местность труднопроходимая. Но ощущения Правильности моего выбора было таким сильным, что я отмел все возражения, включая и те, что говорили о возможных трудностях. Я отметил центр круга, очерчивающего мое место для видений, затем, натянув от него проволоку, прочертил окружность. Землю, оказавшуюся внутри нее, я очистил от кустов и листьев. Затем выкопал за пределами круга ямку под отхожее место. Грядущие четыре дня и ночи я проведу в этом круге, выходя из него лишь по нужде и еще для того, чтобы оставить для инструкторов знак, что со мной все в порядке. Вся моя жизнь сосредоточится в этом круге.

Первый день поиска был знойным. Солнце немилосердно жгло меня. Единственную тень – едва с меня размером – давала сосенка, росшая неподалеку. День я провел, перемещаясь за тенью, словно стрелка часов. Будто этого было мало: солнечные лучи, накалив баклажки с водой, сделали ее по вкусу похожей на пластмассу. И никаких откровений, которых я так ждал, – не день, а сплошное разочарование. Однако же это не помешало мне к полудню разобраться почти со всеми двадцатью вопросами, что я приготовил. Многое из того, что я полагал важным, показалось мне в тот день не заслуживающим внимания и даже неуместным. Большинство занимавших меня ключевых проблем на деле обернулось пустышкой, о которой более не стоило беспокоиться.

Но, несмотря на смену приоритетов, все же оставалось много нуждавшихся в разрешении задач. Одни и те же беспокойные мысли и чувства все кружились и кружились, будто мухи, которых никак не удается отогнать от лица. В современном мире человек этих мыслей и не замечает, ибо инстинктивно гонит их прочь – включая телевизор, слушая музыку, блуждая в Интернете, завязывая пустой разговор – короче говоря, занимая себя чем-либо. Всегда под рукой оказывается что-то, чем можно отогнать назойливых мух.

Ночное небо было полно звезд, и я много часов просто глядел на них, пытаясь успокоить разум. Даже комары, которые роились вокруг и изводили своим писком, не беспокоили меня так, как жужжание собственных мыслей. У меня с собой был кусок брезента на случай дождя. Я завернулся в него с головой и постарался задраить каждую лазейку, через которую комары могли бы проникнуть ко мне. Более или менее помогло – но ничто не могло заставить замолчать жучка в моей голове.

Утро встретило меня моросящим дождем, который не прекращался два дня и ночь. Мне даже захотелось – исключительно ради разнообразия – чтобы солнце начало вновь жечь мне голову. Монотонная морось отупляла, но муха у меня в голове так и не сбилась с ритма.

Где-то в полдень третьего дня мой разум начал понемногу успокаиваться. Шум стал сменяться периодами тишины. Этим вечером облака разошлись, открыв дорогу лучам закатного солнца. Я взобрался на несчастное деревце, способное лишь на убогую тень, принудив его склониться под моим весом, и смог сполна насладиться закатом. Когда из твоей жизни исчезают привычные развлечения, начинаешь видеть красоту обыденности. Прекрасно понимаю, как приговоренный к одиночному заключению жаждет хоть краем глаза увидеть небо. Я пообещал себе, что отныне буду каждый день находить время полюбоваться подобной невзыскательной красотой.

Этим вечером мой разум успокоился, и я решил, что одолел подъем, но стоило солнцу закатиться, меня накрыла волна разочарования и досады. Внутри меня беспричинно кипели неприглядные чувства. Я спросил себя: «Ну почему я такой козел?» И, к своему удивлению, ответил: «Потому что голодный как волк». В этот момент и разочарование, и голод исчезли без следа.

В ту ночь я то спал, то просыпался от чувства, что что-то темное смотрит на меня из-за пределов круга. У меня с собой был фонарь, который я то и дело направлял в ту сторону, но не мог разглядеть никого. Я знал – что бы там ни было, оно не принадлежит физическому миру. Стоило мне осмотреться, как ощущение исчезало, но лишь я проваливался в сон, оно возвращалось. Я погрузился в медитацию и простер вкруг себя ощущение любви и тепла. Помогло, и тогда я распространил это чувство на весь лес, потом на штат, на страну, на всю планету. Оно росло, росло, и вот уже ничто не могло быть вне него. Даже Сатана, если он существует, был принят в этом кругу. И я погрузился в спокойный и глубокий сон.

На следующий день граница между темной и светлой сторонами духа пошла волнами. Я был в прекрасном, чистом месте, и из меня будто изливался во Вселенную свет, но это чувство вдруг сменялось ощущением напряжения и беспокойства. Беспокойство это было так сильно, что мне приходилось, прохаживаясь внутри круга, буквально втаптывать его в землю. А когда оно исчезало, я снова оказывался в свете. По мере очищения этот круговорот повторялся снова и снова. Что днем, что ночью я то и дело впадал в короткое, вроде бы случайное сонное забытье без сновидений.