Или:

Поэты преуспели в детализации соединения воображаемого и вербального миров. Для них мир грез первичен, а язык слов – слуга грез. Для поэта жизненные движения в воображаемом теле поднимаются до слов, как земля поднимается до фонтана жизни. Слова в воображаемом мире не обязательно следуют друг за другом в логической последовательности, как это происходит при интеллектуальном споре. В поэзии есть пробелы, удивительные сопоставления, шокирующие ассоциации.

Чуть ближе к миру образов такие древние языки, как древнееврейский и санскрит. В отличие от современных языков, уходящих в сторону от прямого опыта, древнееврейский и санскрит остаются близки к примитивным звукам и движениям, которые они пытаются выразить. Их слова и знаки (алфавиты, подобные египетским иероглифам) – это транслитерация повторяющегося и, следовательно, опознаваемого телесного опыта.

Сновидение – это процесс, который питает сам себя. Человек, который хочет начать этот процесс, должен ухватить за хвост чудовище – библейского Левиафана, – которое прячется на дне океана (океан – это подсознание) и «…оставляет за собою светящуюся стезю» (Иов, 41:24). Чудовище – это большое тело знаний в нас самих, которое находится за пределами наших сознательных мыслей. Можем ли мы научиться обнаруживать это тело знаний?

Слово «бессознательное» – это неверное название того, что обсуждалось слишком долго и создало неправильную мыслеформу. Можем ли мы принять тот факт, что две трети нас самих навсегда погружены в холодные воды непознаваемого? И можем ли мы, подобно великому Левиафану, выплыть на поверхность и перевернуться, выставив на обозрение свои тайны?

Если мы упорно и тщательно изучим подсознательное, то увидим, что оно таки раскрывает свои секреты. Если мы осмелимся задать нашему подсознанию вопрос, мы будем удостоены ответа. Следовательно, во имя истины давайте запретим употребление слова «бессознательное» в этой книге и в нашем лексиконе. Вместо этого будем использовать слово «подсознательное».

Узнать о подсознательном – это первый шаг в путешествии, в которое мы вместе с вами отправились. Но о чем мы будем узнавать, если то, что мы ищем, спрятано? Как мы поймаем чудовище за хвост? Откуда следует начать?

Сначала давайте расчистим путь, избавившись от проблемы, созданной нашим сознательным умом, а точнее – от мифа, согласно которому реальность – это, по определению, измеряемые, проверяемые, повторяющиеся явления, причем эта реальность единственная. Сознательный ум, пойманный в ловушку своего мощного желания найти неопровержимые доказательства всему на свете, выплескивает младенца вместе с водой.

Отрицая существование своего брата-близнеца, которым является образное мышление, сознание получило удовлетворение от своей способности «познавать» реальность. Более четырех столетий оно купалось в лучах славы благодаря своей способности измерять, проверять и доказывать то, что оно знает. Вокруг этой способности фиксировать знания выросло гигантское культурное эго.

С точки зрения этого теоретизирующего эго, то, что нельзя доказать, истиной не является, то, что нельзя проверить, попросту не существует. Математический, причинный, ограниченный мир – это единственно точная и прочная истина, все остальные явления – это фантасмагория нашего ума, пока не доказано обратное.

Этот способ мышления очень соблазнителен, так как он сводит к минимуму ту неопределенность, с которой мы сталкиваемся, и позволяет верить, что мы контролируем окружающий мир. Этот способ мышления создает основу для невероятных технических достижений и открытий, касающихся физического мира, и отрицать его очевидную ценность невозможно. Но, посадив на булавку пойманную бабочку, чтобы сохранить ее для изучения, мы тем самым убиваем ее. Точнее, мы бы хотели найти разумное оправдание праву описывать и изучать образный мир, используя категории и приоритеты причинного, ограниченного мира.

А что мы будем делать с рассказами людей о бесконечных потусторонних и мимолетных переживаниях, которые не вписываются в наш проверяемый мир? Похоже, никто из нас полностью не застрахован от таких событий, но лишь немногие готовы признать, что у них были такие переживания. Однако, если расспрашивать настойчиво, то очень многие люди поведают вам о том, как они видели призраков, умерших родственников, проводников и ангелов.

Они расскажут о зеркалах, которые взрываются без всякой на то причины, об исчезающих и снова появляющихся через несколько дней вещах. О том, что им снились вещие сны. Об одновременном видении реального и потустороннего миров, которые накладываются друг на друга. О мгновенном узнавании истины, которая изменила их жизнь.

Недавно я ужинала с соседкой, которая рассказала мне, как она несколько раз видела возле своей кровати фигуру, в которой нашла большое сходство с Рембрандтом: «Он был настоящим, я видела его так же, как вижу вас! Он стоял и внимательно смотрел на меня, я чувствовала, что он хочет мне что-то сказать. Я до смерти испугалась!» Неужели все эти люди заблуждаются? Или они проецируют свои фантазии в реальный мир? Или все-таки они видели реальные явления «оттуда»?

Странные игры восприятия, фантазии, галлюцинации, звуки, запахи или вкус, щипки и другие кинестетические ощущения, сны, грезы, видения, дежавю, ясновидение, телепатия, внезапные интуитивные озарения и знания, необъяснимые события – этот список приводит в замешательство своим разнообразием, но, тем не менее, я могу предположить, что восемьдесят процентов людей испытывали в своей жизни как минимум одно такое переживание. Также с уверенностью можно сказать, что, подобно даме, которая видела гостя, похожего на Рембрандта, у большинства людей такие необычные переживания вызывают испуг.