К сожалению, некоторое время назад в российском обществе стали преобладать насаждаемые властью настроения о безусловном приоритете общего блага, во имя которого якобы могут ущемляться индивидуальные права и свободы. Поводом послужили акты терроризма, имевшие место на Северном Кавказе и в других регионах России. Справедливости ради следует сказать, что после сентября 2001 года «искушение» идеей общественной безопасности не выдержали и «законодатели прав и свобод» – Соединенные Штаты Америки.

В общественное сознание методично «вдалбливается» догматическая дилемма: или права человека, или общественная безопасность. Якобы, пожертвовав правами и свободами и разрешив неким «всевидящим» и «всезнающим» органам подсматривать, подслушивать и применять другие меры безопасности, общество может спать спокойно. Но мы все это уже проходили. Обществу следует проголосовать за диалектический подход: и права человека, и общественная безопасность.

Полный отказ от применения мер безопасности невозможен. Такой взгляд – очередная социальная утопия. Меры безопасности – это такая же объективная реальность, как сила тяжести. Они существуют независимо от их общественного признания и степени познания. Миллионы лет люди учитывали и использовали силу тяжести, но открытый И. Ньютоном закон всемирного тяготения позволил делать это гораздо эффективнее.

Но нужно избежать и другой крайности – бесконтрольного использования мер безопасности, которые в случае злоупотребления сами становятся чрезвычайно опасными. Проблема состоит не столько в том, чтобы признать меры безопасности, а скорее в том, чтобы правильно определить сферу и основания их применения. Меры безопасности хороши в меру. Но как ее определить? Вот ключевой вопрос.

Основные аргументы против мер безопасности сводятся к тому, что они позволяют очень широко и произвольно вторгаться в сферу личной жизни, ущемлять конституционные права граждан. Спрашивается, а кто или что мешает ограничить пределы произвола?

Цитируемый выше профессор И.Т. Тарасов по этому поводу писал: «Все меры безопасности не должны распространяться далее того района, который нуждается в них, они не должны действовать долее необходимого срока и они не должны стеснять большего круга лиц, чем это оправдывается необходимостью» 164 . По существу, он обозначил три подхода, используемых при ограничении прав человека, которые мы предлагаем назвать: территориальный (пространственный), временной (давностный) и личностный (персональный).

В основе территориального подхода лежит довольно простая логика. Меры безопасности действуют на территории, подведомственной законодательному, исполнительному или судебному органу, который принимает решение о возможности применения мер безопасности или их реального применения. Для федерального органа это территория России в ее государственных границах, для субъекта Федерации это территория субъекта и т. п.

В общем виде пространственные параметры применения мер безопасности определяет законодатель (государственная граница, закрытое административно-территориальное образование, зона охраняемого объекта, зона контртеррористической операции), а затем конкретизирует орган, в компетенцию которого входит принятие решения. Ориентирами для этого служат территория, на которую распространяется вредное воздействие источника опасности, или территория, в пределах которой повышается вероятность причинения вреда объекту повышенной охраны. Например, в соответствии со ст. 11 Федерального конституционного закона «О чрезвычайном положении» в указе Президента РФ должны быть определены границы территории, на которой вводится чрезвычайное положение. В соответствии со ст. 13 Федерального закона «О противодействии терроризму» территорию (объекты), в пределах которой вводится режим контртеррористической операции, определяет руководитель операции.

Проблема установления пространственных границ мер безопасности требует специального исследования. Например, не ясен вопрос о том, является ли территорией конртеррористической операции вся Чеченская республика (как пишут в СМИ) или какая-то ее часть. Ведь ни один из руководителей антитеррористической операции не обнародовал своего решения по этому поводу. Периодически возникают ситуации, когда они необоснованно сужаются или, наоборот, расширяются. Пример последнего – особый режим некоторых закрытых административно-территориальных образований, сохраняемый без государственной необходимости за отдельными населенными пунктами, можно сказать, по просьбе жителей этих некогда «социалистических» городков для их относительно комфортного существования.

Временной подход действия мер безопасности в теории права также мало разработан. Законодатель руководствуется скорее интуицией и здравым смыслом, чем научно обоснованными расчетами.

Понятно, что временные параметры мер безопасности зависят в первую очередь от характера и степени угрожающей опасности, а также от вероятности наступления вреда. Довольно просто решить вопрос о продолжительности действий ограничений, когда опасность очевидна. При катаклизмах природного и техногенного характера установление сроков не вызывает особых затруднений. Нормальный правовой статус восстанавливается в момент ликвидации опасности. Так, например, в ст. 6 Закона «О чрезвычайном положении» срок его на территории Федерации не может превышать 30 суток, а в определенных местностях – 60 суток. Но при устранении обстоятельств, послуживших основанием для введения чрезвычайного положения, Президент РФ отменяет его полностью или частично (ст. 10).

В ряде случаев длительность правоограничений определяется договором, как, например, при выполнении работы, которая связана с соблюдением государственной тайны. Ограничения, вызванные «близостью» с объектами усиленной охраны, должны действовать до тех пор, пока не отменен или не изменен правовой статус объекта.

Иное дело, когда опасность не так очевидна. Это часто бывает в случае, если источником опасности являются какие-либо свойства личности. Один из таких неясных вопросов – это применение санкций безопасности к лицам, совершившим общественно опасные деяния.