— Могу припомнить лишь Argemair. — словно через силу проговорил Драм. — Железная рука.

— Точно! — осенило наёмника, и он продолжил поиски. В итоге, когда оглавление не помогло, Таринор принялся листать саму книгу, стараясь не порвать ветхие от времени страницы. И, наконец, он добрался до страницы с изображением сжатого кулака, будто выкованного из железа, чей вид напомнил наёмнику о набалдашнике палицы Эрниваля. Совпадение?

Калантар оказался покровителем жестокости, тирании, власти и, как ни странно, силы и стойкости перед невзгодами. Странного же бога для поклонения выбрал себе и всему королевству Эдвальд. Книга также гласила, что Калантар популярен лишь среди отдельных общин, а для Троих — Холара, Тормира и Сильмарета — он и вовсе выступает противником, в отличие от тех богов, чьи малые алтари стоят в Храме. Теперь же культ Калантара будет поставлен во главу Церкви Троих… Насколько же нужно помешаться на идее силы, чтобы додуматься до такого? Кажется, Тормир в немалой мере покровительствует силе, защите и всему такому. Наёмник не был достаточно сведущ в этом, но даже ему происходящее показалось немыслимым.

— А ты, Драм, что сам знаешь об этом хмыре? — спросил Таринор, сделав закладку из соломинки и отложив книгу в сторону.

— Его питает людская жажда власти, беспощадность и жестокость. — ответил эльф.

— Это я уже прочитал. А ещё его вроде те Трое богов низвергли и прогнали куда-то и с тех пор он на задворках. О нём и не вспоминают даже.

— Вспоминают. — сказал Драм. — Когда этельдиар говорят о вероломстве и раздоре среди людских городов и стран, о войнах, где сосед идёт на соседа, а брат убивает брата, они вспоминают Железную руку. Тот, кто предаёт, захватывает и разоряет — славит Железную руку. Люди часто прославляют его, пусть не словом, но делом.

— Ладно тебе, заладил. Вы, этельдиар, тоже не святые.

На эти слова Драм лишь пожал плечами и замолчал. Но сказанное им застряло у наёмника в голове. Теперь ему уже было неспокойно покидать город, оставляя короля без присмотра. Но что он мог сделать? Ослушаться воли Его величества, особенно сейчас, было смерти подобно. И очень сомнительно, чтобы бог смерти, дал ему третий шанс. Теперь оставалось лишь делать, что должно. И будь, что будет. Эдвальд отправляет его в Высокий дом. Возможно, там, к югу, что-нибудь слышали об армии мёртвых. И, быть может, там его не поднимут на смех и не сочтут сумасшедшим за разговоры об этом. За окном потемнело. Невесть откуда взявшаяся серая громада туч грозила вот-вот разразиться ливнем.

Темница, служившая тупиком в самом конце мрачного подземного коридора, мало чем отличалась от прочих темниц Пламенного замка, кроме того, что в ней томился бывший глава тайной службы самого лорда Рейнара. Йоахим Раухель не раз отправлял в эти места заложников лорда дракентальского, тех, из кого требовалось вытянуть информацию, или просто неугодных людей. Сколько человек было здесь убито, сколько мучалось под пытками по его приказу — Раухель не сумел бы сосчитать, даже если бы хотел. Но теперь, лёжа на грязной соломе в своём некогда безупречном, а теперь пропитанном потом и грязью зелёном костюме, он хотел покаяться перед каждым из них. Едва попав сюда, он смирился с участью сгнить заживо, подобно тем, кого прежде сам обрекал на смерть.

Тусклый свет лампы, горевшей в коридоре, еле пробивался через щель под дверью, но для Раухеля, как и для всякого, оказавшегося в полной темноте, это был свет надежды. Да, надежда и смирение с судьбой странным образом соседствовали в нём. А может, этот еле заметный свет просто напоминал ему о том, что он ещё жив. То есть напоминал раньше, потому как с тех пор, как лампа в коридоре погасла, бывший глава тайной службы остался в полной темноте и успел сполна ощутить весь тот ужас, который ощущает человек в подобном положении. Ему то казалось, что стены вот-вот сомнутся вокруг него, то что ему становится нечем дышать, а то он и вовсе переставал чувствовать пол, будто паря где-то в абсолютно тёмном пространстве. Потом пришёл черёд видений. Раухелю виделись вспышки, чудились звуки — скрежет и царапанье. Возможно, что звуки были настоящими: крысы были единственными постоянными обитателями этих подземелий. Стоило Йоахиму подумать об этом, как разум подкидывал новую штуку, заставляя ощущать укусы острых зубов и прикосновения крохотных когтей, заставлявшие замирать от приступов ужаса. Или то было по-настоящему и вскоре несчастный Раухель в самом деле станет обедом для крыс?

Он не знал, сколько времени провёл в полной темноте, но понимал, что вскоре неминуемо сойдёт с ума. Если до того в темницу изредка кто-то приходил и приносил кружку воды и кусок чёрствого хлеба, то теперь этого человека давно не было. В какой-то момент Йоахиму показалось, что он умер. Он попытался встать, но не удержал равновесие и рухнул обратно на гнилую солому. Падать оказалось неприятно, а значит, к счастью или к сожалению, он был ещё жив. Говорят, смерть милосерднее подобных мучений, и Раухель был бы рад с этим согласиться, если бы не панический страх перед этой самой смертью. А потому он просто не знал, радоваться ему или огорчаться. В этой темноте было трудно даже связно мыслить, особенно когда страх липкими путами парализовывал мучимый видениями разум.

И вот, когда он лежал в полусознании на холодном и мокром полу, дверь еле слышно скрипнула, и в комнату ударил невероятно яркий свет, заставив Раухеля отвернуться. Глаза будто жгло огнём, и даже с силой сжав веки, он ощущал нестерпимое жжение. Свет будто был повсюду.

— Наверное, это очередное видение… — Йоахим услышал эти невнятно сказанные собственным голосом слова будто со стороны.

— Ошибаетесь, господин Раухель. — донёсся знакомый мужской голос. Один из его тюремщиков… Никак не вспомнить имя. Да и не важно… Вдруг свет сделался не таким ярким: на голову надели какой-то мешок. О, спасение для измученных глаз. Ему помогли подняться. Ноги едва слушались, но идти он всё же мог. Его куда-то вели. На казнь? Вряд ли. На допрос? Чего ради? Впрочем, уже не важно. Воздух стал чуть свежее. Его усадили и сдёрнули с головы мешок. В глаза снова ударил свет, но на этот раз они болели не так сильно и неяркий свет настенных ламп уже не так сжигал их. Раухель узнал эту комнату. Он часто вёл здесь беседы с пленными. Здесь, помнится, он разговаривал и с Карлом Эльдштерном. Узнал он и женщину, что сидела за столом напротив. Ида Морнераль всё с той же надменной усмешкой и этой гадкой мушкой справа над губой.

— Морнераль… — прохрипел Раухель.

— Рада, что вы в состоянии говорить. — произнесла собеседница. — Это очень облегчает нам задачу.

— Что вам… Зачем…

— Разумеется, вам интересно, зачем вас привели сюда, и почему я вообще оставила вас в живых. Скажу лишь, что вы слишком ценный человек, чтобы отправить вас кормить червей. Должно быть, вас мучает жажда. Неудивительно, ведь тюремщик давно не посещал вас. Не припомню даже, как именно давно. Но, так как мне понадобилась ваша помощь, я помогу вам. — сказав это, женщина подала знак и на стол поставили кувшин с водой и два стакана. Ида Морнераль наполнила один из них и придвинула ближе к Раухелю. Не в силах терпеть, он жадно схватил стакан и влил в себя живительную влагу.