Глава тайной службы появился уже когда за окном совсем стемнело и нельзя было определить, где кончаются горы и начинается небо.

— Следуйте за мной, господин Аронтил. — Йоахим Раухель выглядел усталым.

Путь их лежал вниз по лестницам и с каждым пролётом Маркус чувствовал, как воздух становится всё более затхлым и сырым. В этих тесных коридорах мага не покидало гнетущее чувство, что за ним кто-то наблюдает. К тому же, ему чудилось, будто бы сами стены готовы были сомкнуться и похоронить его в толще камня. Остановившись перед дверью с окошком, Раухель трижды постучал. В окошке появилось небритое лицо тюремщика, после чего послышался скрип засовов и замков.

— От лица лорда Рейнара благодарю вас за неоценимую помощь. — сказал через плечо Раухель. — Ждите здесь. Я приведу вашего спутника, а потом выведу вас через караульное помещение.

Глава тайной службы скрылся за дверью, а Маркус остался наедине с дверью и нависающими стенами. Маг поёжился и постарался гнать дурные мысли подальше. Мерный огонёк масляной лампы на стене успокаивал. Маркусу всегда нравилось смотреть на пламя, как и любому огненному магу. Порой, когда в Академии выдавался особенно поганый день, он мог уснуть, лишь глядя на огонёк свечи, которую он ставил на стул у кровати. И даже то, что несколько раз порыв ветра опрокидывал свечу ночью, едва не устроив пожар, его не останавливало. Маркус всегда успевал почувствовать пламя и потушить его.

Послышался звук шагов. Маг разобрал ставший знакомым чеканный шаг дорогих сапог Раухеля, но вместе с ним был и другой, шаркающий, неспешный. Они приближались и, наконец, дверь вновь отворилась, медленно и с противным скрипом, выпустив главу тайной службы. За ним, щурясь на свет лампы, шагал сутулый человек в грязной и рваной одежде, в котором с трудом узнавался Тиберий Алестийский. Его бывшие некогда кудрявыми волосы теперь стали грязными и спутанными. Щёки ввалились и покрылись густой чёрной щетиной, обрамляющей приоткрытый рот, из которого вырывалось тяжёлое дыхание. Но хуже всего было то, что на посеревшем лице не было того, что сопровождало молодого аэтийца всё время с момента знакомства с Маркусом. Надежды. Того неуловимого выражения, веры в лучшее, которая была и во время нападения на корабль, и после крушения. И даже когда маг видел его в последний раз, перед тем, как закрылись тюремные двери, это выражение не покидало лицо Тиберия. Сейчас же аэтиец был сломлен. Он поднял потускневшие глаза на мага.

— Маркус. — Исхудавший аэтиец, казалось, с трудом приподнял голову. — Вот мы и снова встретились.

— Тиберий! Друг! — в душе мага поднималась буря. — Что они сделали с тобой?

— Ничего. — аэтиец изобразил слабую улыбку. — Просто слишком долго просидел взаперти.

— Но ты так исхудал… Я ведь передавал тебе еду. — Маркус гневно обратился к Раухелю. — Передавал через вас.

— Я не могу лично следить за каждым тюремщиком и стражником Пламенного замка. — невозмутимо парировал Раухель. — Возможно, многие передачи не дошли до вашего друга. Если это так, то я не имею к этому отношения. Идёмте, я провожу вас к выходу.

Глава тайной службы светил перед собой лампой, внимательно смотря под ноги, когда поднимался по лестнице. За ним следовал Маркус, придерживая под руку с трудом шагающего Тиберия. От аэтийца разило потом и нечистотами, но мага это не волновало. Некоторое время спустя он нарушил молчание.

— Но ведь я делал всё, чтобы улучшить его условия. Вы уверяли, что он в порядке, что его хорошо кормят и не смеют тронуть и пальцем.

— Господин Аронтил. — Раухель резко остановился. — Прошу вас не забывать, что, помимо всего, ваш друг совершил преступление и понёс за это наказание. Хоть ваши услуги были крайне полезны, но не следует их переоценивать. Вам следует быть благодарными уже за то, что я сделал вам такое предложение.

— Маркус. — подал слабый голос аэтиец, отдышавшись. — Это лишь моя вина. В последнее время у меня не было аппетита. В темнице сложно следить за временем. Вас очень долго не было, и я подумал, что больше не увижу вас. И утратил надежду.

— Idipsum ad finem. — сказал маг. — Вместе до конца.

— Да, я помню. — Тиберий вновь улыбнулся. — Но целыми днями один взаперти… Знаете, в империи преступников обычно отправляют на каторгу, в шахты или продают в рабство. Но самым жестоким наказанием считают заключение в «брюхо каменного зверя». Человека просто закрывают или замуровывают в одиночной камере с толстыми каменными стенами оставляя лишь бритву, хлеб и воду. А через месяц открывают, чтобы вынести тело. Нам показывали такие камеры во время учёбы в Большом тривии. И рассказывали, что обычно человек умирает не от нехватки воздуха, голода или жажды, а от того, что сходит с ума и кончает с собой. Режет руки или горло.

— Жуткий способ. — поёжился маг. — Почему бы просто не казнить преступника как полагается?

— Кажется, в Аэтийской империи считают, что палачи прокляты богами. — вдруг сказал Раухель. — И мало кто желает приводить приговор в исполнение. Компромисс. Сделка с совестью.

— Верно. — вздохнул Тиберий. — Тогда я не понимал, почему люди так поступают. Мне казалось, что можно попытаться прожить этот месяц, дождаться, пока камеру откроют. И лишь теперь я представил, что ощущают эти люди. Говорят, надежда умирает последней. В какой-то момент мне показалось, что она умерла и для меня.

— Поэтому заключённым не дают бритвы. — заметил Раухель. — За редким исключением. Мы почти пришли.

В караульной не оказалось никого. Раухель пояснил, что он лично дал распоряжение командующему замковой стражей срочно отправить всех на ночной обход, невзирая на дождь.

— Нам не нужны свидетели, как глава тайной службы отпускает преступника из темницы. — улыбнулся он. — Кажется, сир Рутгер воспринял мой приказ слишком буквально и выгнал ребят на улицу в одном исподнем. Ещё не хватало, чтобы вся стража Пламенного замка слегла с лихорадкой. — усмехнулся Раухель, кивнув на небрежно разбросанную форму дракентальских стражников. На не заправленных кроватях валялись скомканные рубашки и штаны, а возле них — разбросанные сапоги. Он выругался, едва не наступив в содержимое опрокинутого ночного горшка.