С невероятной гордостью, на собственные, только что заработанные деньги берет по крупному рогалику и полные кружки кваса. Сдоба только-только испечена и приятно покалывает пальцы и губы, источая пар. Внутри оказывается клубничное повидло, заставляя мурчать котами.

– Вот скажи, чего бы ты хотел от жизни? – неизвестно от чего, тянет на философствование Михаила.

Анатолий, откусив слишком большой кусок, что-то неразборчиво мямлит.

– Ну, кроме как чистить обувь этим толстосумам, – упорствует его брат. – Они тебя ведь даже не видят.

– Учиться, наверное, – мальчик равнодушно пожимает плечами. – Отец Дмитрий пытается учить нас грамоте, но, – он ставит на высокий бордюр кружку, чтобы взглянуть на газету. – Я не могу прочесть половину и еще половину не понимаю из того, что могу. Ты же знаешь, такие как мы не могут позволить себе школу.

– А ты только представь, Толька, – голос Михаила приобретает возвышенные нотки, – мир, где не будет байстрюков, господ и холопов. Где все будут равны, вне зависимости кем был его отец или дед.

Анатолий, прищурив глаз, хитро смотрит на брата.

– А ты на солнце не перегрелся? – пробует он пошутить.

– Вот увидишь, – настроенный на серьезный лад, шахтер кладет разносчику газет руки на плечи, – этот мир не сказка.

Раздается предупредительный, но запоздалый свист патрульного. Путаясь в болтающейся на поясе шашке, долговязый жандарм бежит по улице. Крики и брань. Вмиг наполняющаяся народом улица создает заторы, спешащий по делам экипаж едва не подминает под копыта зевак.

– Чего это там? – младший брат первый карабкается на бордюр, силясь рассмотреть причину переполоха.

Батюшки!

Толпа поспешно растекается прочь с проезжей части, прижимаясь к домам. Аки воды Моисеевы. А на освобожденную улицу конным порядком входят войска. Михаил и Анатолий, стоят разинув рты, впервые видя в живую одновременно столько вооруженных людей.

Но как же происходящее отлично от синематографа (братьям доводилось видеть диво техники). Показанные на полотне черно-белые движущиеся картинки выглядели величественно. Идеально ровные ряды, где каждая лошадь держит шаг, красавцы-солдаты с осанкой и блеском в глазах.

– Будто не у себя дома, а на чужбине, – кавалеристов шахтер провожает взглядом исподлобья.

Внешне никакого построения драгуны не придерживаются, хаотично растекшись по улице и растягиваясь далеко вглубь поселения. Угрюмые и неопрятные, лица у многих заросшие, что дикари. Взгляд блуждает по крышам домов, будто всерьез высматривая в оконных проемах целящегося врага. Равнодушно понурив головы перебирают копытцами привезенные из далеких гор Курхистана мулы и ослы. Небольшие животные тянут орудия, надежно укутанные тентами и ящики с боеприпасами. Не организованное войско предстает перед Симерией, кочующий цыганский табор.

Алексей Швецов возглавляет колонну. Несчастный офицер вымученно улыбается прохожим и козыряет испуганно перешептывающимся дамам.

– Боже правый, Максим Петрович, – сквозь зубы говорит он скачущему рядом начальнику штаба, – мы людей пугаем.

Майор округляет удивленно глаза, словно только сейчас замечая реакцию ничего не понимающих горожан. Или издевается? Подполковнику до сих пор трудно пробиться до истинной сути сквозь холодно-аристократические манеры подчиненного.

– Простите, барон, – прямой в седле как струна, Максим чуть кривит губы в улыбке, – мы...

– Боевой отряд, а не маршевый, – опережает майора Швецов, – я постараюсь запомнить.

На этот раз улыбка Максима становится чуть искреннее.

Скосив глаза, барон замечает бездомного. Нищий располагается прямо на улице, завернутый в серую холстину по соседству с мусорным баком. Командир не в силах ответить, что в бедном человеке заставляет выхватить из сотни глазеющих. Весь в струпьях, зияющий дырами капюшон с трудом прикрывает лысину, редеют желтые зубы. Лишь взгляд необычайно острый и осознанный, понуждает чуть придержать поводья и встретится глазами.

– Ваше превосходительство! – привлекает барона настойчивый голос.

Из запряженного двойкой экипажа поспешно выходит пожилой мужчина. В парадном костюме, даже старомодном. Все эти пестрые с вышивкой жилеты и рюшечки на манжетах и вороте вышли из обихода почти повсеместно.

– Я из поместья графов Малаховых, – запыхавшийся мужчина, не иначе дворецкий, промокает вспотевший лоб платком. Объемные щеки при речи трясутся, делая весьма комичное сходство с бульдогом. – Нас загодя известили о вашем прибытии.