Раньше в возвышенности Швецов видел упрямство, нежели реальную надежду удержать за Симерией высоту. Но с подходом корпуса, а главное связью с дальнобойной артиллерией уже не Федоровка, а двести третья станет ключевой точкой боев.

– Так и поступим, – соглашается подполковник. Как раз за окном можно услышать отдаленные гудки приближающегося паровоза. – Пойдем, господа, посмотрим на государевы гостинцы.

Железнодорожный вокзал

Казаки на перроне устраивают целый концерт, неизменно привлекая внимание и восторженные хлопки зевак. Отбивая ладонями ритмы барабанов, мужчины танцую, вставая на носки и закручивая вертушки прямо в воздухе. Иные лихачат, выплясывая с шашками и подкидывая кинжалы.

«Издалека станичники прибыли», – осматривая пополнение, думает Швецов.

Не иначе с дальнего порубежья, казаков легко можно принять за горцев Курхистана. В папахах и характерных черкесках, расшитых напатронниками у груди. Да и в движениях танца прослеживается влияние горных джигитов, так любящих показать красу и удаль.

Грозная сила. Казаки способны биться пешими, рубится конными и одновременно хитрой лисой огибать без выстрела неприятеля. Жаль мало их, даже роты не наберется.

– Господин унтер офицер, – к военному заслону подходит гражданский.

Тщедушный человек с тонкой гусиной шеей, постоянно поправляющий очки с толстыми линзами. Не смотря на худобу он неуклонно волочет чемодан, способный два таких вместить.

– Скажите, – донимает человек военного, пытающегося проигнорировать прилипалу, – пускать будут?

– Паровоз военного назначения, штатских не берем, – унтер нервничает, но из последних сил держится. – Или не видите, что творится вокруг?

Это, пожалуй, сотый вопрос за последний час.

С прибытием состава, народ, как и прежде, скапливается на вокзале, но сегодня все проходит тихо. Еще бы, на этот раз перроны заполнены до отказа людьми в форме. Беженцы хоть и приволакивают пожитки, но беспорядков не чинят и силой прорваться не пытаются.

– Что тут у вас? – к месту приближается Алексей. Он осматривает толпу поверх голов. – Для взрослых мест нет, – громко говорит штабс-офицер, – но мы можем увести детей. В тылу о них позаботятся монастыри и сестры милосердия. Кто согласен, готовьтесь и ждите сигнала.

У паровоза тем временем кипит работа. Санитары и волонтеры из местных спешат эвакуировать в вагоны тяжелораненых. Обратно выгружают ценные для обороняющихся грузы – провиант, ящики с патронами и снарядами. Швецов открывает один, самый маленький.

«Старье прошлого века, – сокрушается он, сдувая пыль с почти древней, фитильной гранаты. – Впрочем, у нас вообще никаких нет".

Он внимательно смотрит на небо – синева да плывущие облака .

– Да, – рядом подходит начальник штаба, – сейчас мы особенно уязвимы. Одна удачная бомба и с такими ящиками полгорода под шахту уйдет.

– Ни одного аэроплана, – не понятно, рад Швецов или нет. – Ни при штурме, ни сейчас.

Мимо строем, с винтовками на плечах и делая отмашку руками, маршируют колонна солдат. Цвет нации. Выправке и строевой подготовке прибывших можно позавидовать. Движениями они больше напоминают стальных големов, нежели живых людей, двигая ногами, как один. Черная форма с красной окантовкой отливает блеском, на головах барашковые, увенчанные орлом шапки. И было бы красиво, да хочется плакать.

– Детей в бой кинули, – мрачно говорит Максим, провожая взглядом молодых безголовых удальцов.

Юнкера, выпускной курс, так и не получивший офицерских погон. Если с первых дней войны приходится выкидывать будущих командиров, дела плохи. Видимо в Екатерингараде агония.

– Зато теперь мы можем выставить на двести третью полноценную роту, – находит и положительный момент Швецов. – Окопаемся, подтянем тяжелое оружие и пусть гот о высоту зубы ломает.

Республиканцы пытались овладеть переправой нахрапом, но теперь наверняка будут воевать по уму. Эх, было время, нужно было железобетоном оградиться, теперь поздно. Все в последний момент и на бегу. Надеялись на крепости, а о второй линии обороны не подумали.

– Пойдем, – приглашает подполковник Максима, – посмотрим на машины.

По пути в глаза бросается выстроившаяся, разношерстная до пестрости компания. Пять человек, одетый кто во что. В штатском, военной форме, на некоторых до сих пор напоминающие священнические мантии и рясы.

«Еще один детский сад», – кривится Швецов при виде присланных волшебников.

В лучшем случае оторванным из академической скамьи двадцать лет, но большинству едва семнадцать. А дальше будет только хуже – пару боевых заклинаний и на передний край на верную смерть.