Шрифт:
Коротко и по делу.
А что тут еще напишешь?
Симон это и огласил вслух, потом отдал крохотный листок Артану Иллойскому.
Маршал вгляделся в значки, хмыкнул.
– Ну, Рид! Ну, сволочь!
Симон даже не удивился.
Если человек с пятьюстами воинами держится уже не первый день против сорока тысяч....
Он не сволочь. Он еще хуже!
Тут одной удачей не обойтись. И военного гения мало будет...
Артан ухмыльнулся.
– Симон, мы сегодня отдыхаем, и выступаем завтра утром.
– Ланрон, ваше сиятельство?
– Ланрон.
И насколько ж легче стало на душе у Симона после этих четырех строчек письма. Насколько спокойнее...
Нельзя назвать Симона Равельского таким уж истинно верующим человеком, не свойственно это аристократии. Но этим вечером он пойдет в храм, и будет долго и горячо молиться. За человека, который отвел беду от его дома. За маркиза Торнейского.
Бастард он там, не бастард... плевать!
Такие люди как Торнейский, выше правил и законов. Они - Люди.
Только бы выжил... только бы спасся.
Симон посмотрел на маршала Иллойского. Он говорил вежливые слова, распоряжался, что-то делал, но...
Если Торнейский выживет - храм построю. В честь святого Рида, был такой... И на свои деньги, и украшу, и что угодно сделаю... если выживет. И даже если нет...
Если Торнейский не святой, то кто достоин этого звания?
Брошусь в ноги адарону, молить буду...
Боги милостивые, сберегите маркиза Торнейского? Такие люди - должны жить.
Матильда Домашкина.
– Пара-па - пара-па-пара-па-па - о - е!
Настроение было замечательное.
Матильда шла на работу, довольная и собой, и жизнью.
Впереди выходные, а еще сегодня можно забежать к Сергею...
Кажется, девушка поняла, что интересного находят люди в сцене. И вроде бы не платят им толком, и пик популярности прошел, ан нет! Лезут и лезут, словно им медом намазано...
Не медом. И даже не деньгами, и не популярностью.
Есть в этом... нечто такое... почти нечеловеческое.
Когда ты открываешься для людей и отдаешь им себя, свою душу, мечты и надежды. И люди возвращают тебе то же, но уже от себя. Грандиозный энергообмен.
С громадным залом - или с маленьким клубом, не суть важно. Но если ты поймаешь этот драйв, есть тебя хоть раз подхватит и понесет на своем гребне волна искренности - все. Ты пропал.
Мы ведь достаточно лживые создания в повседневной жизни. И стараемся лишний раз не открывать душу, чтобы в ней отхожего места не устроили. А тут...
Ты можешь сказать о себе - все. И тебе ответят...
Это - чудо?
Нет, это сцена. А Матильда поняла это, когда у них с Сергеем стал образовываться круг... почитателей? Фан-клуб?
Тоже неверно.
Просто приходят несколько человек, сидят, слушают... даже денег не бросают, видно, что не у всех они есть. Но - сидят. И от этого на душе становится тепло и уютно.
Матильда открыла дверь приемной...
- Ой!
- Ни фига себе с фига?
Девушки оказались на редкость единодушны.
На столе, нагло потеснив в сторону бумаги и канцелярские мелочи, гордо стоял букет гербер. Роскошных, разноцветных, пушистеньких таких и очень уютных.
– Прелесть какая!
Малена сунула нос в герберы.
- Тильди, они так пахнут! Нежно...
- Ага... это редкость. Значит, дорогие, как собаки!
- Это же цветы?
- У нас их везут черт знает откуда. И они не пахнут, разве что химикатами опрыскают.
- Фу...
– Нравится?
Голос был самодовольный. Девушка - сейчас уже Малена, а не Матильда, развернулась. В дверях стоял Антон Владимирович.
– Да, - честно призналась герцогесса.
– Это мне?
– Тебе, кому ж еще?
– Спасибо. Они замечательные.
Антон помялся немного, а потом кивнул на шкаф.
– У нас есть папка по Мурманску. Найди и принеси.
Малена кивнула - и занялась работой. А сердечко так и пело от радости.
Может быть, глупая, наивная, неуклюжая, но это была попытка сделать ей приятное. Не схватить за задницу, как трактирную прислугу, а просто - подарить что-то, что наверняка будет принято и понравится. Это... ухаживания?