Шрифт:
«Ты серьезно собрался приехать?»
«А разве не это я пишу, сидя на своем чемодане в вонючем аэропорту?»
«Когда тебя ждать, путешественник?»
«В восемь я за тобой заеду».
Рита закусила губу. Было воскресенье. И больше всего в этот день она мечтала просто поваляться на диване. Набраться сил перед предстоящей рабочей неделей. Но… почему бы просто не дать себе шанс? Узнать друг друга получше, чтобы потом, если захочется…
— Видимо, там и правда что-то веселое… — бросил Связерский, кивнув на ее телефон.
Рита запнулась. Отправила короткое «ок» и быстро спрятала телефон в сумочку.
— Ага… Марк, ты еще не устал? Здесь адская жара. Может быть, по домам?
— И правда, Марик, давай закругляться. Лучше вечером еще куда-нибудь выберемся. Можем сходить в ваше любимое место. Кафе, или пиццерию. Где вы обычно зависаете?
Богдан ее разозлил. Почему он вообще решил, что у нее нет своих планов на вечер? Уж не думал ли Связерский, что она спит и видит, как он ее куда-нибудь пригласит?! Он серьезно вообще?! Им не по восемнадцать! В ее жизни…
А что в твоей жизни, Измайлова?
А ничего, пустота… Но она найдет, чем ее заполнить!
— Это вы с Мариком определяйтесь. У меня вечером планы.
— Да? — удивился Марик. Вот же балбес! Так удивляется, будто у нее их никогда до этого этих самых планов не было. А между тем, она иногда выбиралась из дома. Нечасто, но и затворницей не была. Еще не хватало, чтобы Связерский подумал, будто у нее нет личной жизни.
— Ага. Так что, вы договаривайтесь, а я пойду… пойду, кондиционер в машине включу!
Оправдание — так себе. Но лишь бы уйти поскорее.
— Ай, ма… Я где-то очки забыл!
Рита закатила глаза. У Марика был редкий дар — терять все на свете. Она уже не удивлялась. Забыл и забыл — найдет. Да только оставаться наедине с Богданом ей совсем не хотелось. Каждый раз, как это происходило — они набрасывались друг на друга, как какие-нибудь животные.
Вот, где зоопарк!
Марк пробрался под ограждение и скрылся из виду.
— Ты планируешь и дальше меня избегать? — прямо поинтересовался Связерский.
— Я тебя не избегаю, Богдан. Мы ведь уже все решили. Кстати, ты надолго приехал?
— У меня есть еще несколько недель отпуска. Потом начнется сезон и…
— Ты опять исчезнешь.
— Я не исчезну. Послушай… — Богдан тяжело вздохнул и, дернув плечом, поморщился. — Рит…
— Ммм? — телефон Риты снова ожил, и она воткнулась в него взглядом.
— А давай попробуем все начать заново.
— Что, прости? — моргнула Марго, до которой и правда не дошел смысл сказанного.
Связерский снова сглотнул. Кадык прокатился по его мощной шее и замер.
— Я хочу все начать заново. Как положено…
Наверное, она бы меньше удивилась, если бы новый носорог, на которого они приехали посмотреть, выехал из ворот на коньках и помахал им лапой.
— Ты ведь сейчас не о Марке… — уточнила на всякий случай.
— Нет. Не о нем. Я люблю его, это правда, но… В общем, сейчас я о нас.
— Э, нет. Даже не думай, Бодя…
— Не называй меня так! Я, черт… Мне кажется, что между нами ничего не закончено. И я… я хотел бы, чтобы мы попробовали…
На дорожке у входа показался Марк. Он быстро приближался, и ей нужно было торопиться… Но, видит Бог, она не знала, что сказать. Богдан выглядел жестким, собранным и непреклонным. Ей было хорошо знакомо это выражение лица. Таким оно становилось, когда Связерский нацеливался на результат.
— Нет, Богдан. Ты не хочешь попробовать… Ты хочешь, чтобы дурочка-Измайлова вновь истекала кровью любви по тебе.
Глава 19
Она его отбрила. Чего, наверное, и стоило ожидать, вот только от понимания этого легче не становилось. Да он вообще и не думал, что будет легко. Между ними с Измайловой пролегала пропасть. Огромная пропасть, которую Богдан не мог просто взять и перепрыгнуть. Здесь нужно было действовать более тонко. Может быть, ему даже не стоило вот так, в лоб, озвучивать свои мысли. Однако учитывая то, сколько недосказанного между ними было и к чему это все привело, Богдан просто боялся любых недомолвок.
Связерский откинулся на спинку дивана и приложил к губам горлышко пивной бутылки. Пиво было безалкогольным — вечером ему предстояла еще одна встреча с сыном, и он не мог позволить себе прийти на нее под градусом. Слишком хорошо помнил, что чувствовал сам, каждый день лицезря пьяниц-родителей.
Кондиционированный воздух обволакивал разгоряченное тело и чуть остужал кипящие в голове мысли. В ушах звенели последние Ритины слова, если не считать короткого: «Ну, ладно, давай, до встречи», брошенного ей на прощание.