Лида же после могильного голоса всегда заливисто смеялась, толкалась локтями и громко просила очередной помощи и чая. За эти контрасты Гата прощала ей многое.

— Это просто закон подлости какой-то! — тарахтела Лида, выкладывая из сумки на стол мелкую косметику, чтобы поправить макияж. — Прямо посередине дороги к метро у меня слетела набойка. И ни домой, ни вперед! Кое-как доковыляла, стараясь только на носочек. Мне нужна твоя помощь. Дай пару сотен наличкой. Сбегаю в обед на рынок, отдам сапожнику.

— Чем тебя наш центр услуг не устраивает? Дорого?

— Неприятно, — скривилась Лида. — Есть такие сапожники, на которых смотришь и видишь: он тебе рад и он точно починит! А к нашим как ни придешь, только и чувствуется, что ты принес обувь, не соответствующую надписи «Ремонт элитной обуви». Элитной!

Лида переобулась в туфли без каблука и выставила в проход за стойку босоножку на шпильке. Вряд ли, чтобы об нее спотыкались, скорее, чтобы не забыть сходить к сапожнику.

Гата присмотрелась — набойки действительно не было.

— В чем ты обратно поедешь? — спросила она. — В этих, плоских? Ты же говорила, что в них по улице ходить невозможно, каждый камешек чувствуется.

— Там есть услуга, ремонт при клиенте. Я попрошу, чтобы сапожник мне набойку поставил поскорее. Так что домой я вернусь без проблем.

— А о проблемах, с которыми ты до этого сапожника доберешься, ты забыла?

Судя по удивленному лицу Лиды, она о них даже не подозревала.

— Ладно, — вздохнула Гата с улыбкой. — Возьмешь в перерыв мои уличные туфли, в них дойдешь со своими до рынка. Обратно — наоборот.

Лида расцвела.

3

Шестиугольная высокая стойка администраторов торчала посреди зала, куда сходились три больших коридора, блестящих глянцевым кафелем и длинными лампами на потолке. Рабочее место Гаты было на грани с надписью «Переход в Корпус-2», Лидина часть называлась «Exit» с согнутой вниз стрелкой. Их кресла были развернуты спинками друг к другу, но места хватало, чтобы не тесниться.

Если кому-то из посетителей нужно было обратиться к администратору, отвечала та, к которой ближе подошли. Если же человек вставал строго посередине, напротив грани с общей надписью «Информация», то обычно отзывалась Гата, как более опытный и стрессоустойчивый человек.

— Здравствуйте, девушка. Где в вашем заведении можно купить нормальные джинсы? — раздалось со стороны «Информации».

Гата поднялась со стула и отработанным плавным жестом указала на эскалатор:

— На третьем этаже магазины одежды.

Дама так быстро повысила голос, что стало ясно — она только и ждала возможности покричать:

— Я там была! Там одно барахло. Я вас спрашиваю про нормальные джинсы!

— Магазины одежды на третьем этаже, — терпеливо повторила Гата.

— Безобразие, никто ничего не знает! — фыркнула дама, отворачиваясь, и с чувством хлопнула ладонью по стойке.

На синей столешнице остался темнеть влажный след.

Гата молча подождала, когда след исчезнет, высохнув, потом протянула руку к упаковке влажных салфеток для мебели. Они всегда держали их под рукой.

Случаи, когда салфетки пригождались, бывали часто.

То какой-то мамаше надо будет спросить, где туалет, при этом она посчитает нужным поднять своего ребенка, чтобы показать его администраторам. Будто без ребенка они ей дорогу не подскажут. А у этого ребенка непременно будет в руках стакан из кафе при кинотеатре. И из стакана торчит трубочка. И ребенок вне зависимости от возраста, едва завидев чистую столешницу с веером разложенных ярких каталогов, непременно перевернет свой стакан с молочным коктейлем и с радостными визгами будет смотреть, как из трубочки льется липкая жидкость. Делать замечание мамаше, чтобы она убрала свое дурное чадо, бесполезно и даже опасно. Это усваивал каждый администратор торгового центра очень быстро.

То молодая модница с сумкой дорогого бренда остановится напротив их стойки и примется искать что-то в этой своей сумке, выкладывая имущество на их стойку. И лишь попробуй, попроси ее убрать забитую волосами расческу или раскрывшуюся и рассыпавшуюся пудру. Администратор может даже не успеть шелохнуться, как на него эта модница набросится, чтобы не смел трогать ничего из ее дорогущих вещей, немедленно положил обратно то, что уже успел спереть, пока она отвлеклась, и вообще она сейчас охрану позовет!

Звали.

Дальнейшее зависело от того, кто был в смене из охраны. Если Галочка, слоняющаяся на крепких коротких ногах по большому холлу и двум ближайшим галереям, то волноваться не о чем. У Галочки опыт работы в детской колонии. Она таким тоном умеет спросить: «Что случилось?», что затыкаются даже собаки, визжащие с рук больших любительниц шопинга с животными. А если Михаил, похожий на похудевшего моржа, то дело заканчивалось неприятными процедурами. Михаилу оставалось до пенсии года три, как раз тот самый возраст, когда хочется показать остатки своей публичной важности. Если для решения конфликта звали его, он всегда норовил поставить в неприглядное и зависимое положение или девушек-администраторов, или продавцов из магазинов. С уборщицами вообще не церемонился. Его не любили за то, что он с отдельным удовольствием говорил скандальным посетителям «Если вы подозреваете, что кто-то из наших сотрудников что-то у вас украл, то я немедленно обыщу всех и все их вещи». Было в этом что-то гнусное. Сам Михаил на все жалобы на него отвечал начальству, что он всегда на стороне посетителей торгового центра, которых ему по должности поручено охранять и защищать от любых неприятностей на территории торгового центра. После бесед он выскальзывал из кабинета заведующего и принимался вышагивать по холлу перед стойкой информации с гордостью козла, осматривающего раскинувшийся перед ним огород.