– Дура я, согласилась, - ругалась мама, сгружая пакеты в багажник.
– Послушала тебя, думала, правда на часок заедем, прогуляемся. Время второй час!

– Ладно тебе, мам, - вяло отбивалась я, открывая дверь и пытаясь задрать ногу на подножку.

– Мила, погоди, помогу, - выглянул из-за машины муж.

И тут...

– Мама, возьми у меня пакет. Осторожно, там игрушки елочные, стеклянные, - свекровь подошла, тревожно взглянула на меня.
– Игорь, поехали.

– Что?
– они все меня окружили, как омоновцы.

– У меня воды отошли. Тут есть роддом?

Через сутки.

– Людмила Евгеньевна, покормите?
– в палату заглянула медсестра.

– Давай, Юля. Все равно сцеживать, у меня молокозавод на троих работает, вхолостую, - я положила сыночка в кроватку, подняла бортик.
– Что, у мамы молока нет?

– Нет у него мамы, - медсестра передала мне малыша.
– Спасибо вам.

– Отказничок?
– у меня сердце сжалось. Как можно от своего ребенка отказаться?

– Нет, умерла. Вы извините, я отойду. Как покормите, позвоните, я заберу.

Маленький чужой человечек сосал грудь, а я его рассматривала. Синие глазки, красные щеки, в слишком маленьком чепчике. Крохотные кулачки, бирка. 'Мальчик, вес 3900, рост 54'. Ничей...

Игорь приехал в тот же вечер, перед вечерним кормлением. Выслушал меня.

– Возьмем, конечно. Вырастим, - посмотрел на наших сыновей.
– Мила, а нам его сразу отдадут?

Взяла мужа за руку, потянула, что бы наклонился, поцеловала долго, благодарно.

– Ты лучший мужчина на свете, любимый, - он сел рядом со мной, обнял.

– Что надо сделать? Бумажки собрать?

– Угу. Я у завотделением список взяла. Игорь, я еще думаю Горелову позвонить. С нашей бюрократией до нового года точно не успеешь, потом то дни нерабочие, то две недели раскачиваться будут. А меня или тридцатого, или край тридцать первого выпишут уже.

– Правильно, то кошек-собак подбирала, теперь чужих детей начала.

– Люда, ты что выдумала-то? Зачем он вам? Своих четверо уже!

Пресс-конференция по скайпу с родителями длилась уже полчаса. На нашу новость родители Игоря отреагировали сдержанно, мои - бурно.

– Мама, папа!
– я не рассердилась. Я была разочарована и расстроена.
– Как вы можете?! Это наше с Игорем решение, и я не 'одумаюсь'. Мама, я надеялась, что ты меня поймешь и поддержишь! Папа, а ты? Ты самый добрый человек на свете!

– Мила, ты не думай, я ничего, - папа крякнул смущенно.
– Сколько случаев-то было - мать найдется, или родственники какие. Отберут. Или он узнает, что приемный, родню искать будет. И тебе, и внучатам стресс. Я ж за тебя беспокоюсь!

– Доченька, ну, сама подумай! Кто у него мать, отец? А если больной, или наследственность плохая?

– Мама, а если бы я была больная или воровать пошла, ты меня в детдом бы сдала? А если бы близняшки родились с дефектами, как доброходы ванговали, их в детдом?

– Что ты сравниваешь-то?
– возмутилась мама.
– Родные дети и есть родные

– Он мне тоже родной!
– я разрыдалась, уткнувшись в ладони.
– Делайте что хотите, думайте, что хотите, я его все равно возьму!

Отключилась, поплакала, упорно игнорируя жужжание планшета. Звякнул телефон. Смс от мужа: 'Ответь, а то тут скорую надо вызывать'. Ответила.

– Люда, доченька! Прости ты нас! Делай, как знаешь, только у меня за тебя душа болит!
– заголосила зареванная мама.

– Милка, ты это тоже... Что сразу ругаться? Расскажи толком - что, как?

– В один день со мной девочка его родила молоденькая, только восемнадцать исполнилось. Порок сердца. Детдомовская, кто их там обследует и наблюдает? Обнаружили, когда беременная на учет встала. От аборта отказалась, Фиалка Атауловна, ее врач, рассказала. Почти весь срок на сохранении отлежала, не навещал никто. Все медсестры говорят - приветливая, скромная, тихая. Очень родить хотела, говорила, рожу - семья у меня будет. Так малыша любила, все соблюдала, что говорили - и режим, и...
– я опять плакала.
– Он здоровенький совсем, она ему свою жизнь...

Тридцатое декабря.

– Милка, скажи, который все же наш?

После бурной встречи - семья сгрудилась вокруг малышей, близняшки пищали, трогали крошечные ручки и ножки, просились подержать, взрослые гомонили - наступило затишье. Я поела, помылась, и теперь сидела у камина, сушила волосы. Рядом дети спали в переносках.

– Оба наши, пап.

– Да наши, что уж. Но родила-то ты которого?

– Пап!

– Что тут думать-то?
– свекор подошел.
– Я как увидел, сразу понял - этот вот. На батю моего похож, и волос черный, в нашу родню. С Вадькой на одно лицо будет.