Шрифт:
– А князь? – тут же уточнила матушка, посмотрев на меня с лукавой улыбкой.
– Мне будет интересно понаблюдать за вами, – подойдя, коснулась я губами ее щеки. – Если узнаешь что-нибудь, поделишься? – отступила, наблюдая, как азартом зажглись ее глаза.
Магии в моей приемной матери, было немного, но вполне хватало, чтобы сохранить ее зрелую красоту. Безукоризненные манеры и флер таинственности, немалую роль в появлении которого сыграло ее затворничество, непроходящая симпатия императора, любовницей которого она когда-то была.
В столице Аркара о матушке предпочитали говорить шепотом. Ее влияние на все происходящее в Марикарде трудно было переоценить.
– Посмотрим, – на мгновение отвела она взгляд. Улыбка тут же сошла с ее лица: – Тебе письмо.
Я нахмурилась:
– От него?
– Да, – кивнула матушка и, развернувшись, направилась к выходу. – Я прикажу принести ужин, – добавила она, открыв дверь. Оглянулась и, так ничего и не сказав, вышла в коридор.
События последних суток отодвинули другие проблемы, но не решили их.
Мое родство было одной из них.
Дочь Ольги Вертановой, подданной Ровелина, и Ибрагима Аль Абар, командира летучей стражи и верного воина султана Мурада, ставшего теперь первым советником принца Орана.
Когда я искала правду о своем рождении, не могла догадываться, что она будет именно такой. Опасной.
До тех пор пока я не вышла замуж, Аль Абар не мог признать своего отцовства. Законы степи. Стать воином я не могла – их готовили с раннего детства, только усладой для того, кого выберет для меня султан.
Письмо от отца лежало на столике в спальне. Все, как всегда – ничем не примечательный конверт без подписи. Я даже знала, что будет внутри. Несколько золотых песчинок – символ защиты и изящная вязь знакомого почерка.
– Госпожа Анастасия, – в спальню заглянула Лала, моя служанка. Воспитывалась она в том же приюте, что и я, но судьба у нас оказалась разной.
Насколько я видела, ее это нисколько не смущало.
– Приготовь мне ванну и можешь быть свободна, – не оглянувшись, попросила я.
– А ужин? – не скрывая грозных ноток, уточнила она, заставив меня улыбнуться.
Старшим следователем я была в Департаменте, здесь – барышней, за которой требовался глаз да глаз.
– Ужин оставь на столе, – не стала я спорить. Как бы немилосердно не хотелось спать, голод тоже чувствовался.
– Как прикажете, госпожа, – проворковала Лала, направляясь в купальню.
А я, подойдя к окну, сломала сургучную печать, которой был скреплен конверт.
Голубое сияние окутало ладони. Ласково пощекотало кожу, нарисовало на ней несколько завитков и растаяло, оставив после себя ощущение одиночества.
Чтобы не поддаться минутной слабости, развернула лист, тут же невольно улыбнулась:
«Моя маленькая дикая кошка! Моя воинственная дочь…»
Его каждое письмо начиналось с этих строк, заставляя вспоминать нашу первую встречу в степи. Ибрагим командовал отрядом летучей стражи, я – следовала во дворец принца Орана, четвертого из сыновей султана Мурада, чтобы оказать помощь в расследовании.
Ночь, степь, зыбкий свет разожженных костров и неожиданное появление воинов.
Даже среди них, одинаково жилистых, «сухих», быстрых в своем умении убивать, Аль Абар выделялся не только статью, но и какой-то властностью, умением «покорить», обуздать одним взглядом.
А еще – красотой. Мужской, но какой-то изысканной в своей жесткости.
Следующая строчка заставила меня вздрогнуть:
«В степи неспокойно. Участились нападения племен на юге. Приходят злые. Вырезают целые селения…»
Для меня это была особая боль. Во время одного из таких налетов был ранен отец. Тогда же погибла мама, которой он не сумел прийти на помощь.
Звенья одной цепи, как он написал однажды. Тогда племена будоражили из Ровелина. Сейчас…
Ответа на этот вопрос у меня не было. А у него?
– Ванна готова, – сбила меня с мысли Лала. – Вы сначала поужинаете?
– Нет, позже, – качнула я головой. Взгляд скользнул по ветвям деревьев в раскинувшемся с этой стороны парке.
Середина августа, но усталость в природе чувствовалась. Не было того задора, устремленности ввысь, свежести.
Лала, прикрыв за собой дверь, вышла из комнаты.
Хорошая девушка, которую я едва не потеряла по собственной беспечности – недооценила опасность. Оставалось надеяться, что это расследование не затронет никого из родных и близких.