– Бедняжка! – сказала удивленная Умай, – так ты из тех воительниц!

Змея замолчала, все так же покачивая головой, но девушке показалось, что в немигающих холодных глазах притаилась слеза.

– Долго ждем мы, наблюдая, как капли жизни падают в реку времени… наши сестры стали бабушками, потом поколения сменялись одно за другим. Наше племя забыло о нас, затерянных среди веков, превратив нашу печаль в мифы, потом в сказки. Лишь мы остались молодыми в телах ползающих, будто связанные по рукам и ногам. Разойдясь по степи, тысячи лет ждали тебя.

– Милая воительница! – грустно улыбнулась змее Умай. – Я все равно не понимаю, почему вы ждали меня и как трагедия ваша может быть связана со мной. Я еще ничего не поняла…

– Ш… ш… Не торопись. Я снова слышу над нами топот копыт. Слушай же дальше… Живой, в настоящем облике, осталась лишь одна из наставниц. Восемь дней и ночей плакала она, а вместе с ней и мы, сплетясь клубком, не знали утешения. На девятый день, смахнув слезы, наставница поднялась и сказала:

– Я пойду и найду тех старцев, если они еще живы. Спрошу мудрецов, ведь мы жили по их заветам, как расколдовать вас, сестры мои и соратницы, а пока живите, как получится, ждите меня.

Она поклонилась и ушла. Долго ее не было, и мы уже потеряли надежду, но как-то желтой теплой осенью пришла к побережью дряхлая старуха и стала скликать нас родовым ураном. Зашевелились травы и пески, на клич к не зарастающему кострищу стали сползаться гадюки, узнавая в согбенной путнице свою пропавшую наставницу.

– Долго бродила я по свету, выспрашивая людей о старцах. День за днем исходила всю землю от дунайских степей до окраин Магоги, от северных снежных лесов – до жарких далеких пустынь, а нашла их у горы Тенгри. Там, на границе вечных снегов, живут они, сторонясь сущего, все о нем зная. Я пришла к ним, пройдя голод и холод, я спросила, как расколдовать вас. Недолго держали они совет и сказали мне. Слушайте! Пройдет по земле дева, отмеченная светом Солнца, в ее глазах, цвета абрикосовой косточки будет жить Надежда земли. Вернутся утерянные символы Памяти. Вот тогда пери зачахнут, жестырнаки изведут сами себя, люди перестанут бояться зложелателей, и вы снова примите облик человеческий. Только ждать придется, может быть, очень долго… а еще сказали мне мудрецы, что будет в небе рассветным утром знамение в облаках: меч, копье и щит, слившись, соединятся в узоре необычном.

– Почему ты думаешь, что та дева именно я? Не ошиблась ли ты? Неужели такова моя участь… Мне страшно.

Но вскоре девушка выплакалась и стала прислушиваться к звукам над головой.

– Теперь и ты слышала, как хрипят кони и сыплется камень из-под копыт… Пойми, не смогут женщины спокойно растить детей в радость, пока зложелатели топчут землю рядом. И ты, и потомки твои будут тревожно прислушиваться к ветру ночному, если не решишься пойти по предначертанному пути. Если не поможешь, сломаешься духом, пери пройдут до конца путь к Тамыку, тогда зачахнут на земле травы и леса, а вместе с ними все живое. И мы, – змея печально зашипела, – из степных гадюк не сможем невестами войти в аулы…

– Так что же должна сделать девушка с глазами цвета абрикосовой косточки? Как должна она поступить?

– Ты должна пойти на юг и, как было сказано: у подножия горы Тенгри, на границе вечных снегов в пещере Просветленного ты найдешь ответы на вопросы Великой Степи.

Умай печально вздохнула:

– Как же идти мне в такую даль, если приходится прятаться, слыша топот коней своих врагов…

– В этом пути тебе помогут и птицы и звери, – сказала змея и добавила, – возьми меня на руки… Эта пещера – ход, вырублен он был далекими предками, теми, кто постиг науку победных войн.

Умай взяла змею на руки и поднялась во весь рост.

– Смело иди вперед. Армия бывших воительниц блеском своих змеиных глаз осветит весь путь, и ты выйдешь этим переходом на другую сторону хребта Синих гор.

Девушка пошла вглубь и за поворотом увидела множество блестящих точек, показывающих все изгибы и повороты тайного военного хода. Весь вечер и половину ночи несла Умай на руках гадюку. “Ну что ж, раз такая моя судьба, если уже распорядился кто-то дорогой моей, придется идти. Живы ли старцы, ведь прошло уже тысячи лет… может сон это все, только проснусь ли я после такого… А если я погибну где-то в степи? Как страшно. Ну, а если дойду до Тенгри, что сказать? Вот, я пришла? Может и вправду получится избавить землю от зложелателей? Ох, и страху мне было от них… Змеи-гадюки девушками вернутся к нам, людям – счастье какое для них будет – ведь столько лет уже ждут!”

Умай слышала вздохи холодных на вид гадюк, немигающими взглядами желтых глаз освещавших весь ее путь. Мимо десятка тысяч змей прошла девушка и глубокой ночью вышла среди неприметных камней, разбросанных в долине за Синими горами. Звезды ярко пылали, и хотелось спать.

– Спи, – сказала змея, – тут земли людей. Здесь для тебя земля всегда будет теплой.

Умай легла на траву, свежим стогом показалась ей молодая зелень, и она спокойно и крепко уснула. Было тихо вокруг, лишь травы порой колыхались – это уползали в посты девушки-воительницы в облике существ неприкасаемых. Воздух, густой от запаха разнотравья, убаюкивал весенним колыханием ветерка. Над головой спящей Умай звезды кружились в апрельском танце, но уже в ожидании, нетерпении майского. Но вскоре темное небо прорвалось синевой рассвета, вскрикнула вдали потревоженная птица, и умолк сверчок, перестав играть на шан-кобызе.

Когда темное небо прорвалось синевой рассвета, и вскрикнула вдали потревоженная птица, Тамуз проснулся. “Где же Умай? – сердце ныло в груди, колотилось. – Где искать ее теперь?”

Вокруг все спали, завернувшись в походных палатках, а он, поднявшись, пошел к алеющему горизонту.

…Невероятно огромный, великий простор лежал перед Тамузом, готовясь к пробуждению, равнодушно думая о чем-то своем, не замечая в себе человека.