– Допустим.

– Все мужские символы находятся в нижней части полотен, черный треугольник всегда расположен визуально выше.

– Это про всадницу?

– Да.

– А джаз-то ты где увидел?

– Неужели ты не видишь на картинах контрабас и саксофон?

– Нет.

– Я тоже. Но джаз ты вчера попросила включить, пока мы ехали.

Они сошлись как части некогда единого. Совпали до противоположностей. Срослись кожей.

Обсуждать будущее казалось бессмысленным. Даже не стали заезжать в город за вещами. Мелочи для Ольги купили в местном универмаге. Все остальное в доме Алексея нашлось. Предметы подчинялись прикосновениям внимательных пальцев и соглашались Ольге служить. Теплые рубахи служили халатами, огромные валенки – домашними тапочками, рыжий кот с первого дня служил верой и правдой.

Утварь в доме была почти не нужна. Первое время и одежда казалась лишней. Любовники могли провести всю ночь на ковре перед камином, существуя в виде трехголового змея с телом из шотландского пледа и торчащими над ним головами: мужской и женской. За третью голову была бессовестная морда кота, торчавшая из-под пледа отовсюду попеременно.

Могли валяться в кровати целый день, прислушиваясь к жалобам ветра за окном и разговаривая абсолютно ни о чем.

– Когда придет весна, мы полетим за подснежниками в Париж.

– На чем полетим? – переспрашивала Ольга.

Визит за подснежниками именно в Париж казался ей вполне логичным.

– На золотом вертолете, – отвечал Алексей.

– Таких не бывает.

– Бывают. – Алексей приподнялся на локте и посмотрел на Ольгу серьезно.

Ольга выучила: чем серьезнее у Алексея лицо, тем бессовестнее будет он сейчас выдумывать.

– Золотой вертолет существует. По меньшей мере, существовал. – Алексей говорил вполголоса. – Когда мы ездили под Уренгой шабашить, то встретили несколько бригад кладоискателей. Корыстные романтики спешили в короткое северное лето на поиски загадочного золотого вертолета.

– Они трясли ветхими картами капитана Флинта, – в тон Алексею зашептала Ольга.

– Карт не было. Но… – Алексей показательно приподнял подушку, картинно заглянул под диван, словно желая убедиться, не подслушивает ли кто-нибудь. – Но в каждой группе был человек, который лично видел свидетелей падения золотой машины и даже держал в руках остатки крушения.

– Какие?

– Все говорят про золотой поршень.

– Это такой перевернутый стакан?

– Да. Стакан.

– Забавная легенда.

– Каждый второй житель района в нее верит. Вертолет там правда в конце девяностых упал, про это много материалов в газетах. Местные были на месте крушения и, как обычно, раньше спасателей.

– Мародеры.

– Твои моральные ценности применимы не ко всем культурам. Оленеводы издавна считали своим все, что послано свыше. Так вот, прибывшие на место аварии люди нашли среди обломков поршень из чистого золота. Да еще и осыпанный рубинами.

– Один только поршень?

– Тут слухи разнятся. Кто-то говорит, что четыре. И еще золотой коленвал. Правда, коленвал почти никто не видел. Но, возможно, его забрали те, кто прибыл еще раньше. Ты мне что, не веришь?

– Сейчас проверю, – отвечала Ольга, впивалась ртом в губы Алексея и после минуты общего дыхания заявляла: – Я ощущаю сладковатый привкус лжи. Но продолжай. Я люблю сладкое.

Центром их вселенной служил массивный дровяной камин. Металлический куб поднимался от пола на высокой подставке и цеплялся за потолок черным отростком трубы. Начиная с октября Алексей приносил в дом охапки тяжелых дров и складывал их досушиваться в углу. Бросал подсохшие поленья в распахнутую пасть.

Кот устраивался на коленях у Ольги, и она, составив пальцы в сложный аккорд, извлекала из зверя рокочущее мурчание.

Огонь разыгрывал за стеклянной дверцей яркие представления. Пылал красными языками на кленовых поленьях, раскалялся до белого свечения на кромке дуба, легкомысленно искрил по чуркам лиственницы. Когда пламя расходилось, то отдельных штрихов было не различить – оранжевые протуберанцы бились в огнеупорное стекло и истончались на нем до прозрачной плазмы. Тогда Алексей прикрывал воздушную заслонку, и горячие языки оседали вниз, сияние впитывалось поленьями, которые отдавали тепло с неохотой, через сетку красных разломов на обугленной поверхности. Жар доедал дерево, поленья рассыпались в угли, и те мерцали через подкопченное уже стекло. Алексей с Ольгой гадали, пытаясь опознать в горячем узоре профили, знаки, предметы, созвездия, но получалось не всегда: картина слишком быстро меняла свои очертания.

Они устраивались в гостиной: Алексей с книгой, Ольга с компьютером, и занимались каждый своим делом, пока вдруг не выяснялось, что Алексей давно уже отложил книгу и медитирует на укрощенное пламя, а Ольга обняла его сзади, проскользнула узкой ладонью под рубашку и впитывает счастье своими любознательными пальцами, кошачьими зрачками и скулами, румяными от жара.

– Про что ты читал?

– Про одно забавное племя.

– Чем же в них забавного?

– Слово «любовь» у них точно такое же, как «ненависть».