– Насмеши меня простым определением искусства.

– Искусство – это процесс неопосредованной передачи образа.

– Тоже кто-то из великих?

– Да. Возможно – я.

– Чушь.

– Потому что это сказала я?

– Нет, потому что все, относимое нами к искусству, – это предметы: книги, картины, памятники. Предметы сами по себе – это медиумы, посредники между художником и зрителем. Про какую неопосредованную передачу тут можно говорить?

– Ты усмотрел самую суть, о великий жрец БСЭ, позволь наградить тебя тройным поцелуем в ухо.

– Сначала ответь, а то мы опять…

– Что опять? Мне нравятся опять. Еще два поцелуя.

– Отвечай.

– Про что?

– Про неопосредованный процесс.

– А если вот так?

– Щекотно. Перестань. Отвечай на вопрос.

– Ты уже сам про все ответил.

– Объясни.

– Зануда. Все действительно просто. Если ты видишь, например, полотно, то есть раму, холст, сгустки краски и картинку, сложившуюся из этих красок, то ты рассматриваешь вещь, а не произведение искусства. Неважно, насколько точно переданы цвета и прорисованы контуры.

– А что я должен видеть?

– Не видеть, а, скорей, ощущать. Эмоциональный образ. Восторг заката, флирт фокстрота с крепдешиновой юбкой, тоску венчания юной девы со стариком.

– Так все же искусство – процесс или ощущение?

– Процесс передачи образов, переданных свыше.

– Откуда свыше?

– От бога, от Абсолюта, из ноосферы.

– Переданные как?

– Через откровение, красоту природы, случайное обнажение истины.

– То есть художник все же посредник?

– Не пытайся меня запутать. Художник – неотъемлемая часть процесса. Резонаторный ящик, усиливающий благую весть и отливающий ее в форму, удобную для восприятия: в книги, картины, скульптуры.

– Зритель – это конечная точка процесса?

– Хороший зритель равновелик художнику – он способен воспринять образ и транслировать его дальше.

– Откуда ты все это знаешь?

– Это знают многие. Просто я умею это просто объяснить.

– Откуда ты умеешь это просто объяснить?

– От профессии. Я дизайнер. Переводчик с языка высокого на язык вещей. Беру болванки прекрасного и обтесываю их до форм, угодных потребителю.

– В точности формулировок тебе не откажешь.

– Я сдала экзамен на право быть сегодня твоей любимой наложницей?

– Да.

– Тогда поцелуй меня… Здесь. И здесь. Не спеши – за каждую расстегнутую пуговицу ты должен говорить по нежности. За молнию – три нежности. Нет. «Птица-говорун» – это не нежность. Даже если любимая.

В последний раз перед штурмом Алексей видел Чистякова в пластиковом раю ресторанного дворика. Встречались на третьем этаже крупного торгового центра, где внизу растеклись полки супермаркетов, а на втором уровне бутики предлагают предметы роскоши представителям среднего класса.

Баграт примчался в деревню с утра пораньше, усадил Алексея в машину и погнал в город, обещая объяснить все по дороге. На Рижское шоссе выскочили после десяти, когда поток легковых машин ослабел, а правый ряд плотно забился бесконечным караваном фур. Если в цепочке грузовиков попадался неторопливый водитель, то начиналась чехарда с резкими забросами большегрузов во второй ряд, вилянием прицепов, злой матерщиной клаксонов.

Баграт орал в голос на фуры, на женщин-водителей, на малолитражки, путающиеся под колесами его внедорожника.

– Хоть объясни, что случилось.

– А сейчас друг твой нам все объяснит. – Баграт поддал газа, чтобы не пропускать «Рено», запросившее место в их ряду.

– А ты уже не друг?

– А вот это ты сам реши, пожалуйста, кто тебе друг – я или Чистяков.

– Опять поругались?

– Ругаются писуны в песочнице.

– А вы?

– Мы, выражаясь литературно, на тропе войны.

– Чудите на старости лет?

– Никодимыч чудит, а я действую в пределах допустимой самообороны.

– Хватит орать, рассказывай, что случилось.

– Твой друган недоделанный все же влез в судебные разборки. На стороне потенциального противника.

– Чем мелкий клерк может быть опасен?

– Во-первых, он совсем не мелкий и много про наши дела знает. Во-вторых, он дотошный как черт и какие бумаги сумеет выкопать – никто заранее не угадает.

– Если закон на нашей стороне, то чего волноваться?

– Закон, Алексей, он как дышло. Камилла эта вся в науке, ей бумагами заниматься некогда. В учредительной и в отчетной документации ее конторы такой бардак, что судье даже с формулировками мучиться не надо – все нарушения на поверхности. Причем пока бабка уверена, что права, то сама же все документы предоставит.