— Спасибо, Вера, что позволила помочь тебе.

— Пожалуйста, но я до сих пор считаю, что ты не обязан это делать, прошлое осталось в прошлом, — я стараюсь не встречаться с ним взглядом.

— Благодаря этому прошлому, у меня прекрасное настоящее, Вера, — говорит он и берет меня за руку.

От его прикосновения по моему телу разливается такое приятное, успокаивающее тепло, что мне не хочется, чтобы он убирал руку. Наши пальцы переплетаются, и я решаюсь взглянуть ему в глаза. Лучше бы я этого не делала. Карие глаза Вэла смотрят на меня с таким обожанием, восхищением и... желанием. Я уже давно забыла, что это такое... С каждой секундой меня все больше затягивал магнетизм его глаз, казалось, я теряю связь с реальностью...

Но такой знакомый, когда-то привычный, а теперь совершенно чужой мужской голос возвращает меня к реальности:

— Вера, кто это?

Я не хочу оборачиваться, не хочу отвечать, но придется — Олег не любит ждать...

Я буквально кожей чувствую, что Вера натягивается вся, как струна. Появление мужа определенно выбивает ее из колеи — пальцы рук Веры мгновенно становятся холодными и начинают дрожать. До меня доносится ее прерывистое дыхание.

Господи, этот урод одним своим появлением вызывает в ней панику. Ну почему она с ним вообще жила? Зачем так морально истязать себя каждый день? Ради детей? Но сколько сейчас семей распадаются, и бывшие супруги спокойно живут вдали друг от друга, а дети, при этом, вырастают нормальными людьми.

Внутри меня закипает злость. Она, перемешенная с кровью, стремительно бежит по кровеносным сосудам и поражает все органы — если этот козел-муж сейчас обидит Веру, я его уничтожу, хватит с нее мучений. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на этого «недомужика». А он почти не изменился: та же смазливая внешность, как и раньше. Одет хорошо, я бы сказал даже — богато. На нем качественные вещи, а вот Вера и дети одеваются скромнее. Мужик точно не привык экономить на себе. Смотрит на нас злым взглядом, явно собираясь напомнить, что вернулся «хозяин».

— Вера, — напоминает он о себе, — почему ты молчишь, я задал вопрос!

Вера, которая после первого к ней обращения, опустила взгляд на наши сплетенные пальцы и смотрела на них, поднимает голову и оборачивается... но не отпускает мою руку!

— Это... — начинает она чуть нерешительно, а потом смело добавляет, — это мой хороший друг.

— Что? — Олег явно удивлен. — У тебя нет друзей, как и подруг.

Вера отворачивается от него, крепче сжимает мою руку и говорит:

— Так было раньше, потому что ты за меня все решал, а теперь — я сама себе хозяйка! У меня есть друг, и будет еще много хороших людей в моей жизни!

Минуту стоит тишина, а потом этот придурок начинает смеяться... Моя свободная рука сжимается в кулак. Вера, словно чувствуя смену моего настроения, еще крепче сжимает мою руку и чуть подвигается в мою сторону — это отрезвляет меня. Внутри начинает разливаться какое-то приятное тепло — она не бросилась к мужу, а ищет защиты у меня: значит, приняла и готова опереться на мое плечо?

Мы, молча, ждем, когда муж Веры насмеется вдоволь. Мне неважно, как он себя ведет, главное, что она рядом. Каждая секунда, каждая минута рядом с ней бесценна, и я упиваюсь этим временем. Но Олег, наконец, насмеявшись, выплевывает со злостью:

— Ты не хозяйка, ты — никто! Ты скоро сдохнешь! А этот «друг» выкинет твоих детей на улицу, а сам заберет себе квартиру! Он уже напел тебе жалостливую песню про потерю документов и крыши над головой?

Как земля только носит таких гандонов, как этот? Злость внутри меня начинает сменяться ненавистью — еще пару секунд, и я брошусь на него, размажу его физиономию об асфальт и заставлю землю жрать!

— Да у него нет документов и крыши над головой, — отвечает Вера мужу, — но как это произошло, я видела собственными глазами. Не пытайся перекрасить белое в черное! Я больше не верю тебе!

Я интуитивно чувствую, как тяжело ей дается каждое слово, как тяжело ей ломать себя, но она не сдается. У Веры сейчас час икс — либо она сможет дать отпор мужу, либо и дальше будет жить в мучениях.

— Ты ушел, Олег. Ладно — я, — голос Веры постепенно становится все смелее, — но ты отказался от собственных детей! Ты бросил их, не задумываясь ни о чем!

— Я оставил тебе денег и еще переводил! — парирует Олег.

— Две тысячи? Что на эти деньги я должна купить трем твоим сыновьям? Трем! — Вера уже кричит.

— Я не просил тебя столько рожать! — злобно выкрикивал он. — Я вообще не просил тебя рожать! Сделала бы аборт, и никто не мучился. Мы бы разбежались в разные стороны! Ты сама ко мне в койку прыгнула! Я до сих пор сомневаюсь, мой ли сын Петя!

Вера чуть пятится назад. Его слова для нее, видимо, как удар по самому больному... сколько же я буду еще стоять и молча смотреть, как это чмо унижает дорогого мне человека? Мне кажется, что на нас кто-то смотрит, но это не старушки, сидящие у подъезда и ждущие развития «мыльной» оперы, это кто-то другой. Быстро обвожу двор взглядом — так и есть, в нескольких метрах от нас, за большим деревом, виден силуэт Пети: он все слышит.