Со свойственным корейцам упорством Ким Ен Ман вовсю напирал на меня, подавай, мол, Янаева. Пришлось втолковывать другу, что в СССР разворачиваются драматические события и сейчас лидерам путча не до интервью южнокорейской газете. Да и каналов связи с ГКЧП у меня нет и в помине. Чтобы смягчить отчаяние Кима, я обещал организовать ему беседы с рядом знакомых политиков и ученых.

После изнурительных переговоров с корейским журналистом я вышел на улицу, но немедленно был остановлен вооруженным патрулем. Офицер проверил документы, а затем заявил, что пропустить меня никуда не может, предложил вернуться туда, откуда пришел. Объяснить причины своего приказа отказался. Пришлось коротать остаток дня в офисе «Дэу» в компании Ким Ен Мана. Он возобновил приставания по поводу интервью с Янаевым и не прекращал их до вечера.

В конце концов я домой вырвался. На следующий день Ким Ен Ман проинтервьюировал с моей помощью несколько человек из МИДа и демократического лагеря.

Ситуация в стране все время менялась. То казалось, что путчисты на коне, то вдруг теплился луч надежды, что оппозиция во главе с Ельциным расправляет плечи. Свободно вздохнули только утром 22 августа, когда Горбачев вернулся в столицу, а заговорщиков арестовали. Вот так на наших глазах делалась история, но мы выступали лишь в роли статистов. Насколько я помню, никто из Дипакадемии не принял активного участия в драматических августовских событиях. Историю (с обеих сторон) творило меньшинство.

Ким Ен Ман затребовал теперь интервью с Горбачевым и Ельциным. Я вновь представил ему знакомых из политического и научного миров. Редакции между тем надоело ждать больших результатов от пребывания Кима в Москве. Ему было велено возвращаться восвояси. Перед отъездом журналист оставил мне официальное прошение об организации интервью с высшими руководителями СССР.

Кое-что о тех тревожных днях зафиксировано в моем дневнике. Еще до поездки в Южную Корею я писал:

Встал на учет в Бауманском райкоме КПСС. С мая был «вне-учетный». Накануне звонили из райкома, грозили исключением из партии. Решил «не бунтовать», хотя с завтрашнего дня Ельцин распорядился убрать из учреждений и предприятий все парткомы. Так что в любом случае надо будет становиться на учет по месту жительства. Да и этого, видимо, делать не придется, ибо партия стремительно движется к расколу на совершенно самостоятельные и антагонистические организации.

Сейчас заседают демократы внутри КПСС во главе с вице-президентом России А. Руцким. Если они оформятся, встанет вопрос о выборе между ними и сторонниками Полозкова. Вот и спрашивается: у кого я встал на учет, у полозковцев? Им и взносы платить? Все настолько запуталось, что ответа не знает никто. Прежние структуры будут долго и мучительно умирать. Мы же останемся в стороне, а потому вчерашняя постановка на учет не вредна. Выйти сам всегда успею.

Райком, кстати, выглядит теперь как заброшенный двор. В холле не только нет милиции, но и вообще никого. Мебель вверх ногами, и непонятно, в какой кабинет обращаться. Коммунизм успешно умирает. Даже трудно поверить, что это наяву, что весь этот коммунистический маразм наконец покинет нашу грешную землю.

А теперь записи, сделанные после возвращения из Южной Кореи:

В ночь с 16-го на 17-е мы вернулись из Ю. Кореи. Встретил В. Харичев. Приехали домой. По дороге он рассказывал о всяких неприятных вещах: преступность, исключение А.Н. Яковлева и других либералов из КПСС и т. д.

В квартире разбирали вещи, взахлеб рассказывали Нине Антоновне о Корее, 18-го ездили на дачу. А утром 19-го граждан СССР огорошили: Янаев объявил, что М.С. Горбачев болен и он, Янаев, берет на себя президентские функции. Вместе с ним (Комитет по чрезвычайному положению) – Крючков, Язов, Павлов и прочая публика.

Охватило оцепенение. Звонил доктор Бэнг из Алма-Аты. С тревогой спрашивал, что произошло. Боялся даже высказывать свое мнение. А тут назло звонки от других лиц из Кореи. Накануне были тяжелые сны, тревога, размышления об умирающих структурах типа КПСС и т. п. Предчувствие.

Повез Натульку на работу. Вроде все вокруг спокойно. Заехал в ДА, взял письмо для санатория (В. Харичев предложил две путевки в «Рижский залив»). В Академии тоже все притихли. Ельцин, Собчак немедленно выступили против. Были митинги, демонстрации. Вокруг ВС России – баррикады. 10 танков перешли на сторону Ельцина.

Вечером состоялась пресс-конференция путчистов. Выглядели жалко и уже оправдывались. Янаев расхваливал Горбачева.

А сегодня контрнаступление усиливается. Ельцин назвал путчистов совершившими государственную измену, издал указ – все, кто исполняет их указы, будут преследоваться как сообщники.

Заработало радио «Эхо Москвы», говорящее правду. Усиливается брожение среди военных. Осудили переворот Примаков и Бакатин. Не можем оторваться от радио. Кроме того, я пишу дневник о поездке в Корею, готовим с Натулей статьи о Корее. В Корее мы написали две статьи (вышли) и три – отзывы о Корее (должны выйти).

Тревожные были сутки, очень тревожные. Настроение менялось постоянно. То шли сообщения по «Эхо Москвы», что ельцинская рать набирает силы. То, наоборот, зловещие новости о том, что вот-вот начнется штурм Белого дома, что войска, нацеленные на это, весьма злы, готовы применять оружие. Сообщалось, что число защитников штаб-квартиры российских властей невелико, что союзные республики не поддерживают Россию, что танки, защищавшие подступы к Белому дому, ушли, что Янаев отдал распоряжение об аресте Ельцина. Был момент, когда казалось, что оплот демократии неминуемо и в ближайшие минуты падет.