Один раз учительница поспорила с Татьяной по поводу оценки персоны Анны Карениной. Татьяна, я знаю, при подготовке к уроку проштудировала мудрую литературоведческую книжку по этому вопросу и потом рассказала классу перед доской, что, мол, и наркоманка была Анна, и хорошего мужа с ребенком бросила ради любовника. И что кроме как под поезд броситься выхода у нее в жизни после этого не было. А еще, что Лев Толстой женщин вообще не любил и писал про них гадости. Против такой трактовки Доре Семеновне возразить было нечего, и она просто написала на нас ябеду директору школы, обвинив в злобной клевете на классика русской литературы.

Директор, Инна Петровна Пермякова, была вынуждена прийти на очередной урок, послушала, как мы ведем занятия… и назначила нам в класс другую учительницу литературы. Та сначала опасалась страшных бунтовщиков, но потом поняла, что мы вполне нормальные дети, и легко наладила с нами хорошие отношения. А оценки из нашей тетрадки с синей обложкой новая учительница литературы перенесла в классный журнал. Один к одному – я тайком подсмотрел.

Я все это описываю для того, чтобы показать, что в советской школе была благожелательная и уважительная атмосфера и из детей пытались воспитать личность, а не послушных исполнителей чужой воли.

Михаил Врубель. «Демон»

В детстве моя бабушка Мария Ивановна крестила меня по православному обряду. Отец и мать хотя и были крещеными, но в церковь не ходили. Это специально не запрещалось, но особо и не приветствовалось в среде кадровых военных. В школе специальных занятий по атеизму не было, а вопросы нравственности учителя преподносили нам по уже упомянутому мною «Моральному кодексу строителя коммунизма». Основные положения кодекса были позаимствованы из христианской доктрины.

Атеистические идеи я почерпнул из книг известного французского богоборца Лео Таксиля. Книги назывались «Забавная библия» и «Священный вертеп». Автор окончил иезуитский колледж и хорошо знал слабые места христианской церкви, умело критиковал ее за промахи, которые присущи любому социальному институту, показывал текстуальные противоречия в Священном писании. Богоборческие идеи хорошо легли на незамутненное православной верой детское сознание, и я определил себя в стихийные атеисты.

Как-то на летних каникулах я гостил у бабушки Марии Ивановны в городе Мелитополе, где она постоянно жила с мужем, моим дедом Гордеем Кононовичем, кузнецом высокого разряда и убежденным коммунистом. Встав раз рано утром и заглянув в бабушкину комнату, я увидел, как она молится перед образом Иисуса Христа, висевшим в углу ее спальни.

Тут меня демон и попутал. «Бабушка, а в одной умной книге написано, что Бога нет», – радостно поделился я с ней своими благоприобретенными знаниями. Бабушка повернулась ко мне и тихо, но с неожиданным напором в голосе сказала: «Для кого нет, а для кого и есть. Богородица еще позовет тебя служить Ей!». Видимо, она молила Господа надоумить меня жить праведной жизнью и послужить Богородице нашей Деве Марии.

После короткого разговора с бабушкой на богословские темы я книги вроде тех, что написал Таксиль, читать перестал. Даже Дени Дидро и Людвиг Фейербах не укрепили меня в отрицании Бога. Правда, медный крестильный крест я сразу не надел – он лежал в шкафу на верхней полке в той же деревянной коробочке, где и другие семейные реликвии. Изредка я его доставал, гладил пальцами, но надеть не осмеливался – не был к этому готов.

Зато по совету бабушки я нашел в районной библиотеке и прочитал историческую брошюру про своего ангела-хранителя князя Александра Невского. Больше всего в той брошюре мне, конечно, понравились сюжеты про разгром князем шведов на Неве и немцев на льду Чудского озера. Однако в память врезалась и речь, произнесенная Александром перед дружинникам на берегах Невы: «Не в силе Бог, а в правде. Иные – с оружием, иные – на конях, а мы Имя Господа Бога нашего призовем! Они поколебались и пали, мы же восстали и тверды были».

С тех пор я чувствую, что святой благоверный князь Александр Невский стоит у меня за спиной и пытается наставить на путь истинный. Это, конечно, если я его прошу об этом словами молитвы: «Святый Ангеле, предстояй окаянней моей души и страстней моей жизни, не остави мене грешнаго, ниже отступи от мене за невоздержание мое. Не даждь места лукавому демону обладати мною, насильством смертнаго сего телесе; укрепи бедствующую и худую мою руку и настави мя на путь спасения».

Практика укрепления духа молитвами пришла уже в зрелом возрасте – в отрочестве к этому никто не приобщил.

Андрей Шишкин. «Последний защитник»

В детстве и отрочестве я жил в военном городке, и меня окружали дети офицеров. Мы все жили на русской языковой и культурной основе, но были по своему менталитету советскими людьми.

Во всех семьях военных царила атмосфера служения стране, ответственности за все происходящее вокруг и самодисциплина. Наверное, она вырабатывалась под влиянием примера поведения отцов. Наших отцов могли в любую минуту поднять по тревоге и отправить на учения на неделю, а то и на месяц. Дома у нас всегда стоял на такой случай отцовский тревожный чемоданчик с набором вещей первой необходимости.